Чтобы ахнули

— Ай-ай! Кааакие высооокие люди к нам паажаалавали! Очееень-очень рад, дар-ра-гие, ооочень вааам рааад…

— С чего бы?! Радоваться тут нечему! — Леха грохнул ящиком о прилавок. — Забирайте ваше пойло, гоните бабло!

Почувствовав опасность, Тофик перестал улыбаться, развернулся всем туловищем, наклонился к спрятавшейся продавщице и топнул ногой:

— Ты, билять, Нинвановна, зааачем, аатвечай-а, впарила таким увввааажаааемым людям тот недааастойный та-авар, который мы должны завтра вернуть поставщику?! Ты что, нах, билять, совсем без мозга, забыла, что ли, что ту партию мы забраковали? В убыток! Это не тебе, билять, это мине убыток! Хочешь, нах, опорочить мой честный фирма «Тофик и К»?!

Продавщица вылезла из-под прилавка, вытянулась по стойке «смирно», растерянно заморгала, заправила обесцвеченную прядь тонких серых волос под грязно-белую шапочку и попыталась что-то возразить, но Тофик незаметно показал ей кулак, затем демонстративно горестно покачал головой, сдвинув густые черные брови. Закончив воспитательный процесс, перевел вмиг подобревший взгляд на разъяренных покупателей.

— Щас всо будит хар-ра-шо. — Обратившись лицом к подсобке, выставил ногу вперед и голосом известного телеведущего торжественно скомандовал: — Си-и-и-ма, водку в студию! — Покосившись на мужчин, понял: не оценили. Снизив пафос, позвал: — Сима, дарррагая, неси харррошую водку. У нас высокие гости. Уважаемые, я дико извиняюсь за недоразумение! Мы сами ашиблис — сами исправим. Щас, адын мамент.!!! Симка оглохла, што ли, там, а?! Дава-а-ай хади суда!

Некрасивая продавщица, сообразив, что пока ей ничего не грозит, потому что теперь не до нее, снова воцарилась за прилавком. Мужики пытались возразить, что другой водки им не надо, что возьмут только деньгами, но из дверей подсобки уже показалась запечатанная коробка, за которой выплыла крепкая молодуха в грязно-синем рабочем халате. Пожалуй, ручищи ее были покрепче Лехиных. На добродушном круглом лице сияли серые глаза, ярко обведенные синим контурным карандашом и зелеными перламутровыми тенями. Портрет дополняли туго завитые оранжевые локоны, перехваченные зеленой лентой. Картонный короб уютно покачивался на круглых Симкиных грудях, каждая — размером с хорошую дыньку-колхозницу. Сима, раскрасневшись от натуги, дойдя до прилавка, резко отпустила руки, отчего бутылки в коробке звякнули так, что Тофик подпрыгнул.

— Абббалдела ты, Симка, там же бутылки, а не колбаса… хоть одна треснет, будишшшь отрабатывать, как в тот раз…

— Она, может, специально грохает, чтоб еще разик отработать, — едко заметила осмелевшая «билять» Нина Ивановна.

Сима метнула было в нее жгучие серые молнии, но тут же опустила тяжелые от густой туши синие ресницы. Мужики завороженно следили за гарной дивчиной. Сима, зная воспроизводимый эффект, обвела присутствующих ничего не выражающим коровьим взглядом и развернулась кормой, которая была столь значительна, что у костлявого Вована, стоящего ближе к прилавку и видящего полную картину во всем ее шикарном объеме, отвисла челюсть и пересохло во рту. Корма медленно растаяла в темной пасти коридора. Люси поплыла за второй коробкой.

Тофик вкрадчиво подвинул коробку Вовану:

— Меняю коробку на ваш бракованный ящик, у нас та-аакой отличный водка, только два коробка остался, сваим берегли, для друзей и гастей дарагих…

Вован, загипнотизированный, потянулся за коробкой, но Леха пихнул его в плечо:

— Мы же деньгами хотели…

Тофик огорченно развел руками и открыл кассу:

— Вот, пасматрите сами, уважаемые, видишь, пустаа, денег в касса ёк, все на товар пошли. Водка — хааароший, дарагой, я вам вместо той дешевой отдаю ее… задарма. Придете спасиба сказать, еще добавки попросите, нах, а нннээтуу…

— А не обманешь? — Леха не сдавался. — Нам опять сюда, к черту на рога, переться? Верни деньги, сами купим, что хотим, а не то, что ты подсовываешь…

— И-эх, да-ра-гой, подсовываш… все подсовыват, да не все скажут. Я ж тебе, уважаемый, мамой клянусь! Водка — супер-пупер! Не хотите, как хотите, вернетесь завтра, будут вам деньги…

Вован повернулся к Лехе:

— Давай, Лёх, водку возьмем, некогда нам разъезжать туда-сюда, он же мамой клянется, это для армян — святое.

— Какой армян, шмальмян, уважаемый, я — азербайджан! У нас мама — святое! Так что не нада нам тут про армян…

— Ладно, мужик, уговорил. Но если чё…

— Канэш, канэшна, благодарить будешь, сто раз, двести раз, триста раз…

Снова состоялся эффектный выход полногрудой мадонны с водкой. Вован подвинул свой ящик, всунув туда две разморозившиеся бутылки, а Симину коробку подтащил поближе и приподнял, чтобы передать Лехе. Не сдержавшись, крякнул и тут же заткнулся, вспомнив, как легко несла эту проклятую водку Сима. Бутылки дрожали, перезваниваясь и побулькивая. Неподражаемая мадонна чуть приоткрыла пухлые влажные губы, обнажив крупные желтоватые прокуренные зубы, и многообещающе подмигнула остолбеневшему Вовану. Того бросило в жар. Он и так мысленно оглаживал аппетитную Симкину фигуру.

— Ты чего застыл как вкопанный? — толкнул Вована Леха. — Забыл, что нас мужики ждут?