Чтобы ахнули

Универмаг пустел, девицы нигде не было. Все еще не в силах бросить поиски, Саня задумчиво отправился искать мужской туалет, но наткнулся на женский. И тут же заметил возле туалета какое-то мельтешение, знакомую суету. Понимая, что у него последний шанс, Саня одним прыжком оказался у дверей и грозно рявкнул:

— А ну-ка показывайте, что там у вас!

Три женщины, недовольно фыркнув, скрылись за дверью, а девица не успела. Трясясь от страха, раскрыла хозяйственную сумку и принялась разворачивать свертки и доставать коробочки:

— Вот тут помады разные, а это тени — наборы двух видов, еще карандаши для бровей…

— Сколько стоит?

— Нисколько не стоит, берите так, за бога ради…

— Вот еще!

— Ну, пожалуйста, берите так, мне ничего не надо, только отпустите. — Нос у спекулянтки покраснел, руки дрожали.

— Гражданка, не спорьте со мной! Сколько стоит вот это?

— Два пятьдесят.

— А это? В коробочке? И вот еще это…

— Три рубля. А это — четыре. Ничего сверху, клянусь! Из Польши тетя привезла, а мне столько не надо, вот решила поделиться, не достать же нынче ничего…

— Значит так. Я беру это, это и это. Сколько с меня, благодетельница?

— Ой, что вы, ничегошеньки…

— Гражданка, получите немедленно с меня деньги, и чтоб я вас тут больше не видел! — гаркнул Саня, вручил девице десятку и, не оглядываясь, страшно довольный собой, чеканно печатая шаг, словно был при исполнении, двинулся к метро.

Шаль в желтых розах

Маша трудилась в Министерстве торговли. В торговле дела шли неплохо, но знал об этом лишь тот, кто имел к ней отношение. В министерство периодически проскальзывали незаметные женщины с большими сумками, этакие предшественницы «челночниц» девяностых годов. Они ходили по «своим» отделам и разносили разнообразные товары, как коробейники. В девяностых зарплаты на фабриках, где они трудились, выдавали продукцией собственного производства — денег на зарплату не было. В Машин отдел зачастила бойкая Шура с павловопосадскими платками. В отделе работало всего восемь женщин, а платков сотрудницы уже накупили столько, словно их было в десять раз больше.

Шура умела уговаривать и расписывать достоинства своего товара. Маша, не в силах противостоять соблазну красоты, покупала и покупала новые платки. Расцветка у платков была в основном классической: красные цветы на белом фоне или белые цветы на красном фоне, но Маша выбирала редкие экземпляры, где красные цветы были, например, на черном фоне, а синие — на белом. У нее дома уже собралась целая коллекция: шелковые, хлопковые, шерстяные, с бахромой длинной и короткой, платки и шали плотные и тонкие, яркие расписные, глаз не отвести.

Хитрая Шура приезжала в министерство ровно на следующий день после зарплаты, пока все были платежеспособными и в хорошем настроении. Сегодня торговля шла особенно бойко, поскольку Шура продавала за полцены: изделия были с небольшим браком — где-то рисунок бледный, где-то бахрома разной длины, — но все это было несущественно и незаметно, так что платки расхватывались как горячие пирожки. Маша приказала себе не смотреть: «Просто уйду в обеденный перерыв на улицу, да и дело с концом…» Так и поступила. Но, вернувшись, обнаружила на столе необыкновенный платок — дивные желтые розы на синем фоне.

— Тебе, голуба, везла, как лучшей покупательнице, редкий платок. Сама не встречала подобной расцветки — какая-то молодая художница сделала.

— Ну, спасибо, Шурочка, удружили вы мне, теперь уж ничего не остается, как купить.

— Бери-бери, не пожалеешь.

И ни разу Маша не пожалела о покупке. «Желтые розы на синем» отныне любимый платок для торжественных случаев. С годами Маша располнела, наряжаться стеснялась. Платки ее очень выручали, скрывая то, что не хотелось демонстрировать. Стоило надеть платок с желтыми розами, сразу море комплиментов от мужчин и, что особенно приятно, от женщин. В конце восьмидесятых, при Горбачеве, открылись границы, люди спокойно стали выезжать, если деньги были. А еще наступила эра видеомагнитофонов. В СССР они продавались по цене автомобилей и даже квартир, поэтому самой заветной мечтой всех выезжающих за границу было наскрести денег и купить там видеодвойку по нормальным человеческим ценам, но как наскрести, когда валюту меняли с гулькин нос? Все везли с собой, кто что мог, на продажу, чтобы подзаработать и купить вожделенное. Советское, русское тогда вошло на Западе в моду, так что матрешки и балалайки, шапки-ушанки и расписные платки раскупались с лету. Машин сын с приятелем решили махнуть в Швецию попытать счастья:

— Мам, я там куплю видик, и все девушки будут моими. Ты же мечтала, чтоб я женился?

— Конечно, Лешенька!

— Ну вот и пособи: дай, мать, платки — я их продам и куплю магнитофон.

— Ну что ж, для такого важного дела мне не жалко. Возьми. Только прошу тебя, Леша, вот этот с желтыми розами, оставь на самый крайний случай, если без него уж никак не обойтись. Очень я люблю этот платок. Пусть он будет твоим НЗ (неприкосновенный запас).