Что за девушка

Папа кивнул:

— Мы все хотим сделать больше того, на что мы, по нашему мнению, способны.

Я буквально видела, как он прикусил язык. Обычно после такой фразы последовали бы слова о том, что все равно нужно пытаться, как бы тяжело это ни было.

Наконец я глубоко вздохнула и спросила:

— Ты придешь сегодня вечером к доктору Крейтер?

— Что?

— Мама придет, — объяснила я. — Она хочет лично поговорить с ней. Ты тоже мог бы прийти. У нас назначено на три тридцать.

Папа заколебался.

— У меня будет встреча, — начал он. — Но я посмотрю, может, удастся ее перенести, хорошо?

Я кивнула. Мне хотелось спросить, гордится ли он мной все еще. Хотелось спросить, не подвела ли я его, когда признала, что, возможно, нуждаюсь в лечении и лекарствах, что, наверное, не смогу со всем справиться одна. Точнее, мне не хотелось этого спрашивать, но вопросы все равно крутились в голове. Я знала, что папа скажет: конечно, он гордится, конечно, я его не подвела, — гордится тем, какой он отец. Но еще я знала: что бы он ни говорил, в глубине души все равно может быть разочарован. И я боялась, что если спрошу вслух, то увижу, как он лжет в ответ. Но этим утром Тесс не была похожа на лгунью, когда пригласила меня на свидание, хотя я дважды за последние два дня упала перед ней в грязь лицом.

А что, если я не отдавала ей должное? А что, если я могу доверять не только Майе?

А что, если я себе тоже не отдавала должное? А что, если я могу быть активисткой и при этом бороться с тревожностью, даже если это значит, что, как бы мне ни хотелось организовывать акции протеста, иногда придется от этого отказываться из-за нервов? И иногда я и правда ощущаю себя крутой и спокойной, но мне случается бывать ранимой и уязвимой.

Может, мне стоит перестать пытаться быть кем-то одним или кем-то другим. Может, мне нужно принять тот факт, что иногда я сама себе противоречу. Может, это и значит быть человеком.

Я вынимаю руки из карманов. Они все еще немного трясутся. Но я больше не буду их прятать.

Я больше не буду прятаться.

МАЙЯ

Я бросаю взгляд на часы: девять утра. Мы не только пропустили классный час, но еще и опоздали на первый урок.

Я никогда не говорила этого Джуни, но меня совершенно не волнует, что она так часто опаздывает. Так все, что мы делаем, превращается в приключение: мы вместе торопимся на урок, в кино, на ужин. К тому же она никогда не сердится, если опаздываю я.

Когда Майк каждый день подбирал меня у дома и подвозил до школы, я всегда должна была собраться вовремя. Если я хотя бы на пару минут задерживалась, он не разговаривал со мной всю дорогу от дома до школы и от парковки до класса. Только на большой перемене, когда мы сидели с друзьями, он снова становился собой — держал меня за руку, смеялся над моими шутками (в то время как я и не думала шутить). А может, он не становился собой. Может, настоящим Майк был, как раз когда молчал в машине и скрежетал зубами из-за того, что опаздывает по моей вине.

Хотя нет, я в это не верю. Обе стороны Майка настоящие, потому что обе они существуют. Успешный спортсмен, избалованный сын, ответственный старший брат и мало ли кто еще — это все он. Я вспоминаю выражение лица Майка, когда Хайрам ударил его на парковке. Майк как будто сбросил настройки, прежде чем я догадалась, что он чувствовал — злость, разочарование, удивление. Тогда я подумала, что он как будто снова надел маску. Но сейчас мне кажется, что он чувствовал все это одновременно: он был и зол, и разочарован, и удивлен, и при этом спокоен и собран. В Майке тоже одновременно сошлись совершенно разные черты.

— Готова? — спрашивает Джуни, когда мы подходим к ступеням школы, которые ведут внутрь — к Майку и всем остальным.

Я киваю. Может, через несколько часов попечительский совет решит исключить Майка или Хайрама.

Я оглядываюсь и вижу, что Хайрам прислонился к своей машине.

— Как думаешь, он сегодня пойдет в школу? — спрашивает Джуни.

Я пожимаю плечами:

— Он не ходит, даже если ему не грозит исключение.

— Он пойдет, если ты захочешь.

— В каком смысле?

— Я хочу сказать, если ты решишь, что рядом с ним тебе будет спокойнее, или что-нибудь в этом роде. Он пойдет ради тебя.

Я улыбаюсь. Если я приведу Хайрама домой, мама не одобрит — на вид он хулиган. С другой стороны, Майк выглядит идеальным.

Мой синяк почти сошел, так что его не заметно, если не знать, что он там. Перед выходом из дома я могла бы запросто скрыть все следы консилером. Но я даже не думала его замазывать.

Может, попечительский совет начнет расследование, опросит всех, кто знает нас с Майком, — родителей, учителей, друзей. Может, они установят протокол, чтобы быть готовыми на случай, если что-то подобное произойдет снова: в следующий раз обвиняющий заполнит официальную бумагу; обвиняемый будет отстранен от занятий, и отстранен надолго, или исключен, если появятся свидетели или повторные обвинения. А может, совет скажет, что мне нужно пойти в полицию и подать заявление, подключить законодательство.