Что за девушка

Может, я больна так же, как и они. А если еще нет, у меня все впереди — через какое-то время. То, что я так далеко зашла на День святого Валентина, означает, что с тех пор, как я впервые порезалась, все становилось только хуже.

Внезапно кто-то осторожно кладет руку мне на локоть. Кто-то аккуратно ведет меня подальше от толпы. Кто-то направляет меня к полоске травы за треком, по пути к парковке. Кто-то помогает мне сесть на землю, говорит опустить голову между колен. Кто-то тянется ко мне в карманы, берет меня за руки, держит их так, чтобы они не тряслись.

Кто-то говорит:

— Дыши, Джуни. Просто дыши.

Майя.

— Ты справишься.

Почему она мне помогает? Я так ее обидела. Но она мне соврала.

Вранье есть вранье. Так говорит папа.

Может, папа не прав. Может, папа понятия не имеет, о чем говорит.

— Ты справишься, Джуни, — повторяет Майя.

Я качаю головой, потому что не могу справиться. Справиться со слезами. Справиться с мыслями. Справиться с легкими, которые отказываются дышать.

— Прости меня, — выдавливаю я из себя. За что простить? За то, что вчера наговорила? За то, что демонстрация полностью вышла из-под контроля? За то, что и вполовину не так сильна, как Майя, которая смогла собраться, чтобы не развалиться на части, чтобы высказаться? За то, что я такое ничтожество.

— Просто дыши, Джуни, — снова говорит Майя. — Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Она кладет мою руку себе на грудь, чтобы я чувствовала ее дыхание. Я пытаюсь повторять за ней.

— Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Я киваю в такт ее словам. Сердцебиение успокаивается. Я начинаю дышать ровнее. Майя вытирает слезы с моих щек.

— Получше? — спрашивает она.

Я киваю, хотя дышу все еще учащенно. Зато дышу.

— Со мной никогда раньше такого не случалось, — говорю я.

— Думаю, это была паническая атака.

Я снова киваю. Я мало знаю о панических атаках, но эти два слова отлично описывают то, что произошло.

— Можно поехать в больницу, — предлагает Майя, но я качаю головой:

— Мне уже лучше.

— Ты уверена?

Майя очень встревожена. Даже после вчерашнего она все равно обо мне заботится. Она все равно мой друг. Я делаю еще один глубокий вдох.

— Нельзя было бросать тебя вчера у Кайла. Прости меня, пожалуйста.

— Ты тоже меня прости. Надо было рассказать тебе о Хайраме.

— Я тоже кое-что скрывала. — Я открываю рот, чтобы рассказать о таблетках, но, прежде чем успеваю произнести хоть слово, раздается еще один голос:

— Что тут у вас?

Тесс. Мальчики всегда бегут первыми. У нее есть время.

— Ты такая молодец, Майя, — добавляет она.

Майя помогает мне подняться. Я чувствую, как она пожимает плечом:

— Я просто сказала правду.

— Там забег начинается, — замечает Тесс.

— Они серьезно собираются допустить Майка после всего, что случилось? — спрашиваю я.

Тесс качает головой:

— Я не уверена. Если собираются, мы можем попытаться помешать. Девочки готовы.

Я смотрю в глаза своей бывшей девушки. Ее волосы стянуты в тугой пучок, как всегда перед забегом — только тогда она пытается их как-то усмирить. На ней розовая кофта, но снизу — спортивная форма. Утром она была готова бежать. В конце концов, она участвует в соревнованиях. Она может одновременно хотеть и протестовать, и победить в гонке.

Я вижу, как Тесс оглядывает меня. Мне не нужно зеркало, чтобы знать, что выгляжу я ужасно. На щеках следы от слез, кожа наверняка в красных пятнах, глаза красные, нос забит. Я все еще тяжело дышу, как будто сама только что бежала.

— Мы как раз собирались уходить, — говорю я наконец.

Тесс моргает. Она знает, что что-то не так, но никогда не видела меня такой — я и сама никогда не видела себя такой, — так что никак не может понять, что именно не так.

— Уходить? На тебя это не похоже, — неловко шутит она.

Я качаю головой:

— Вообще-то ты не знаешь, что на меня похоже, а что нет.

Эти слова прозвучали резче, чем мне хотелось (вечно говорю что-то не то), хотя почти не отличались от того, что сказала Тесс, когда бросала меня, и от того, что подумала я, вылезая из ее машины.

Может, Тесс никогда и не любила меня. Может, она попросту не могла.

Тесс открывает рот, чтобы ответить, но я ее опережаю:

— Но ты не виновата. Дело во мне.

МАЙЯ

Я веду Джуни к маминой машине. Спрашиваю:

— Ничего, если поведу я? Ты все еще выглядишь довольно… — Я медлю: не хочу ее обидеть. — Довольно шатко.

К моему удивлению, Джуни смеется:

— Отлично сказано. — Она поднимает руки, и я вижу, как они трясутся. — Определенно шатко.

Мы садимся в машину, но я не завожу мотор. Я где-то читала, что нельзя без разрешения прикасаться к тому, у кого была паническая атака, но не знаю, что еще делать, кроме как держать Джуни за руки и умолять ее дышать. Сейчас моя самая близкая подруга выглядит гораздо лучше, чем несколько минут назад, хотя все еще дрожит.

Джуни кивает в направлении трека:

— Я не слышала, что ты сказала.

— Я сказала, что хочу, чтобы Майка исключили.

Даже в машине, с закрытыми дверьми и окнами, слышно, как аплодирует толпа, когда бегуны встают на старт. Я морщусь. Больно думать, что люди на трибунах все еще не верят мне или, хуже того, верят, но недостаточно, чтобы не болеть за звезду команды.