Что-то со мной не так (сборник)

Врач провел нас обратно по пустым коридорам к широкому въезду под сводчатой крышей, когда-то построенному для конных упряжек. Там мы постояли немного, поговорили, оглядывая окружающие пустынные улицы, а потом пожали друг другу руки, и мы с мужем пошли домой.

С тех пор прошло больше десяти лет, наши с мужем пути давно разошлись, но время от времени, когда встречаемся, мы вспоминаем того молодого врача.

– Великий еврейский врач, – говорит мой муж, тоже еврей.

Что-то со мной не так

Он сказал, во мне было что-то, что не понравилось ему с самого начала. Не то чтобы он сказал это не по-доброму. Его нельзя назвать недобрым человеком, по крайней мере сознательно недобрым. Он сказал это лишь потому, что я пыталась заставить его объяснить, почему он так резко изменил свое отношение ко мне.

Я могу спросить его друзей, что они думают по этому поводу, потому что они знают его лучше меня. Они знакомы с ним больше пятнадцати лет, а я всего около десяти месяцев. Они мне нравятся, и я, похоже, им тоже нравлюсь, хотя нельзя сказать, что мы очень хорошо друг друга знаем. Что я хочу сделать, так это позвать минимум двух из них пообедать или выпить вместе, чтобы поговорить о нем, прежде чем начну составлять себе о нем более четкое представление.

К неверным умозаключениям насчет человека прийти нетрудно. Теперь я вижу, что на протяжении всех этих месяцев постоянно делала неверные умозаключения. Например, когда я боялась, что он будет со мной суров, он оказывался добр. Или когда я думала, что он будет несдержан, он был исключительно вежливым. Когда я опасалась, что его будет раздражать мой голос по телефону, он радовался моему звонку. Когда я была уверена, что он ополчится против меня из-за того, что я вела себя с ним весьма холодно, он проявлял гораздо больше желания, чем прежде, быть со мной и шел на большие хлопоты и траты, чтобы мы могли провести вместе немного времени. А потом, когда я решила, что этот мужчина как раз для меня, он вдруг все расстроил.

Это оказалось для меня неожиданностью, даже несмотря на то, что в последний месяц я чувствовала, как он отдаляется. Например, он перестал писать так часто, как прежде; когда мы бывали вместе, говорил мне больше обидных вещей, чем когда-либо раньше. Когда он ушел, я думала, что все кончено. Он взял месяц, чтобы подумать, и я считала, что вероятность того, что он скажет в конце, – пятьдесят на пятьдесят.

Полагаю, это показалось мне неожиданным из-за надежд, которые я к тому времени возлагала на наши отношения, и мечтаний, которые связывала с нами, – это были обычные мечты об уютном доме, милых детях, о том, как мы вдвоем в этом доме по вечерам работаем, уложив детей спать, и еще кое о чем – о том, как мы будем вместе путешествовать, как я научусь играть на банджо или мандолине, чтобы аккомпанировать ему, потому что у него прелестный тенор. Теперь, когда я представляю себя играющей на банджо или мандолине, сама идея кажется мне глупой.

Кончилось это тем, что он неожиданно позвонил мне и сказал, что наконец принял решение. Потом сказал, что, поскольку ему было трудно во всем этом разобраться, он набросал кое-какие заметки относительно того, что собирался мне сказать, и спросил, не буду ли я против, если он их прочтет. Я заявила, что очень даже против. Он сказал, что по крайней мере будет в них заглядывать время от времени в ходе разговора.

После этого он стал очень рассудительно говорить о том, насколько мало у нас шансов быть счастливыми вместе, и о том, что нам следует сменить наши отношения на чисто дружеские, пока не поздно. Я сказала, что он говорит обо мне как о старой покрышке, которая может лопнуть посреди дороги. Он счел это забавным.

Мы говорили о том, какие чувства он испытывал ко мне в разное время, и о том, какие чувства в разное время испытывала к нему я, и выходило, что наши чувства не слишком совпадали. Потом, когда я захотела узнать точно, что он чувствовал ко мне вначале, на самом деле желая понять, какими были его чувства в лучший момент наших отношений, он выдал мне со всей простотой: было во мне кое-что, что ему не понравилось с самого начала. Он не хотел обидеть меня, а лишь старался объясниться начистоту. Я пообещала не спрашивать, что именно ему во мне не понравилось, а пойти лучше подумать обо всем этом самой.

Мне не хотелось слышать о том, что во мне было что-то раздражавшее его. Я была шокирована тем, что человеку, которого я любила, что-то всегда во мне не нравилось. Конечно, и мне в нем кое-что не нравилось, например, аффектация, с какой он включал в свою речь иностранные выражения, но, хоть я и замечала такие вещи, никогда не говорила ему об этом прямо. Однако, если попытаться мыслить логически, придется признать, что в конце концов во мне действительно что-то может быть не так. Проблема состоит в том, чтобы вычислить, что именно.