Что-то остается

Остальные сделали то же — слаженно, как улыбались. Молодцы ребятки.

— Авось подружки ваши, марантины, вас починят, — вздохнул я, а тот, кого назвали Норвом, повел плечами, отбрасывая за спину полы щегольского подбитого мехом широкого плаща:

— С Богом, охотник.

Когда-то, тысячу лет назад, Великолепный Алуш с Арито и Кайром на подхвате гоняли меня в три лиаратские боевые плети.

Знаете, небось — длинная плеть со стальным шариком, либо «ежиком» на конце… Тогда я сломал Арито руку, и Алуш долго и нудно отчитывал меня за неумение сдерживаться на тренировке…

Лиаратские плети — это вам не альханские кнуты, пусть даже и самые лучшие, а Великолепный Алуш…

К тому же, я действительно был не один.

— Горло не трогать, — велел собакам и прихватил свой посох, воткнутый в снег у крыльца — дескать, дома хозяин.

Они пошли все разом, плавно отводя кнуты в замах. Хороши ребятки, ох, хороши. Полжизни. Мне бы их задатки.

— Хог, звери.

Ун прыгнул к крайнему слева, ушел из-под кнута и рванул чуть выше колена.

Редда метнулась к старшему, Норву, и заплясала, уворачиваясь от хлестких ударов, яростно взрывавших снег.

Я качнул дубиной, поднырнул, двинул одному альхану по ребрам.

Другой меня все же задел.

Развернулся к нему, вскинул руку — дескать, больно — кнут с готовностью обвил запястье.

Рывок — парень полетел в сугроб.

Ун уже сидел у своего партнера на груди и ласково порыкивал.

Редда играла с Норвом. Давненько не было у хозяюшки подходящего развлечения — истосковалась.

Я отбросил дубину и на пробу щелкнул кнутом. Годится.

— Ну, че, паря? Сыгранем?

Он целил по ногам. Я поймал его кнут — петля сверху — и сделался обладателем двух «махалок».

Щуренный, первым доставший кнут и первым же его лишившийся, выбрался из сугроба. Обиженный на Сыча-охотника. Ох, и обиженный…

Шелестнул, раскрываясь, складной альханский нож — лезвие словило солнечный лучик. Ай, парень! Не парень — загляденье!

Пошел на меня, сощурив оба глаза, вздернув верхнюю губу. Заводной парнишечка…

Норв, отбиваясь от счастливой Редды, ругался на лиранате и по-альхански. Прижатый Уном молчал. Четвертый тоже достал нож, но пока не встревал, предоставив разбираться со мною нетерпеливому своему приятелю.

Я взял нетерпеливого кнутами за ноги и за плечи, цапнул ножик.

— Не балуй, паря. Не балуй.

Рука его разжалась не сразу, пришлось слегка вывернуть кисть.

Четвертый растерялся — упустил драгоценное мгновение, а теперь любые попытки были бы только во вред, потому что я приставил трофей к горлу бывшего владельца.

— Хорош, робяты. Побаловались — и будя. Ар, зверье. Ар.

Собаки с сожалением отошли и сели у ног.

Альханы больше не улыбались.

Тот, кого я держал, дернулся — еле успел чуть отодвинуть лезвие. Посильнее сдавил ему локоть.

— Не трепыхайсь, чудило.

Поглядел на остальных.

Всегда любил альханов. Спокойное, сдержанное достоинство. Ай, молодцы!

— Лошадки ваши застоялись, робяты, — сказал я. — Э?

Норв вскинул голову.

— Ладно, охотник. Твоя взяла. Мы не в обиде.

Штаны его имели вид весьма жалкий, и левую руку он прятал под плащ (из-под плаща на истоптанный, перепаханный кнутами снег капало), но тому, кого повалил Ун, досталось серьезнее. Он ведь еще щенок, Ун. Увлекается. А тренировщик из меня аховый…

Альханы медленно, с достоинством, отступили к лошадям. Я выпустил своего красавца.

Кстати, действительно чертовски красивый парень, просто левое веко рассечено. Кнутом, небось.

— Я вернусь, охотник! — глазищи черные, злые.

— Да завсегда пожалуйста. А ты, паря, — это Норву, — так и передай: Сыч свое слово сказал.

— Я передам, — Норв уже сидел в седле.

Взбросил руку — четыре всадника развернулись и угрохотали в сторону Косого Узла.

Ишь, прям дорогу к берлоге моей проложили. Лыжню испоганили — дальше некуда. Сперва те, потом с тележкой, а теперь еще и енти…

Ножик себе оставлю. Вот.

Нагнулся, подобрал оторванный бубенчик. Подбросил на ладони.

Трофей. Хоть на стену вешай, кабаньей башки заместо. Видел бы меня Эгвер…

Заставил бы раздеться да вымыться жесткой скребницей, какая для лошадей, а то вдруг с альханов на меня чего перебежало… Изворчался бы весь…

Спина, там, куда попало кнутом, побаливала. Обленился ты, дружище. Теряешь форму. Алуш взгрел бы тебя как следует…

Присел на крылечко, вытащил кисет, трубочку.

Ун и Редда устроились рядом.

— Спасибо, звери. Спасибо, хорошие.

Ун разулыбался, а Редда удивленно шевельнула бровями.

«За что спасибо? Мы же никого не убили. Так, игрушки…»

А ведь никакой драки бы не было, подумалось вдруг, покажи я Норву этому свой бок. Человек он опытный, Норв в смысле, что к чему знает… Еще бы и извинился, что побеспокоил. Тройной бы дорогой Косой Узел объезжать стал…

Да только что-то холодно сегодня. Бок показывать.

А так — увалень тильский, охотник дремучий, накостылял, сталбыть, ловким альханам. Сколько, говорите, было-то их? Четверо? И с кнутами?

Да их резать будут — они слова не скажут. Особливо — тот, красавчик одноглазый… Ладно. Это все хихоньки.

Я поднялся. Надо глянуть, как там парень. С утра вроде туда-сюда был…

Собаки вошли за мной, Редда тут же полезла на койку.

— Погоди, хозяюшка. Дай-ка я на него посмотрю.