Что-то остается

— Мне бы не хотелось оставаться у вас в долгу. Потому что я хочу попросить об одном небольшом деле.

— О Господи! Голубка ты моя! Мы же не чужие, проси что хочешь.

Экая щедрость.

Я вкратце изложила все наши перипетии со стангревом. Парни зароптали. Норв сочувственно похлопал меня по руке.

— Голубка, это — дело чести для нас. Мы все уладим. В лучшем виде. Не расстраивайся. Айда, ребята. Пора прогуляться.

Они накинули свои щегольские плащи и утянулись в дверь. Вот и ладно. Как раз подожду их здесь. Вряд ли они задержатся надолго.

Я направилась на кухню. Данка ставила на плиту чугунок с кислой капустой — тушиться. Она вытерла о передник руки и повела меня наверх, в свою комнату.

Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник

Что ж енто творится-то, братцы? Чего ты, Сыч, прицепился к им, к девкам, то есть? На черта тебе, охотник, тварь кадакарская, да к тому же полудохлая, э?

Девицы-то — ну, врет одна, ну, выделывается другая, ну, темнят, не разбери-поймешь, чего на уме у них… Тебе какое до этого дело, Сыч? Жадный, корыстный Сыч-охотник? С них же лиров десять можно было содрать, а то и больше…

Тот, кто поморщился гадливо внутри меня, был, конечно, не Сыч-охотник. И даже, наверное, не Ирги Иргиаро. Хотя — дружище Ирги воспитан в найларских традициях. Сталбыть, коли тварь разумна — она сама себе хозяин, поелику в рабство тебе ее никто не продавал.

А, черт, да хватит. Признайся уж себе-то — дело все в том, что парень действительно похож на Лергана. Особенно — в три четверти, если бровки домиком сделает. И именно поэтому ты его отдавать и не хочешь.

А ведь девицы енти за просто так не отступятся. Ну-ка — сперва втроем пожаловали, потом — с подмогой… Н-да-а уж, миляга Сыч. Жди таперича третьего раза. Продолжения, так сказать. Нужен им парень мой. Стангрев, тварь кадакарская…

Не отдам. Пусть катятся. Вожжа под хвост попала. Со мной так бывает — понесет, как конь норовистый — никуда не денешься.

— Что, Редда, как он там?

Вздохнула, опять облизала.

Нашла себе игрушку. Ничего не скажешь — хорош приемыш. Крылья, зубья, да еще и по башке треснутый. Ох, хозяюшка, хозяюшка…

А продолжение не заставило себя долго ждать. В «бойницу» я углядел четверых конных, что ехали неторопливой рысцой к моему дому. Лыжню потоптали напрочь, оглоеды.

Альханы. Те самые, что к Эрбу наезжают, по Горячей Тропе, и живут у него в кабаке. Контрабандисты, рисковые ребята. Сам-то Эрб, сказывают, пока не женился, того — баловался ентим делом. Вот таперича и привечает. Собратьев, сталбыть. Между прочим, арварановку ему — они самые и возят. Да.

Спешились. Щеголи, штучки городские. Яркие платки на шеях, яркие широченные пояса — все, того — шелковое. Штанцы с бубенчиками позвякивают. Шевелюры буйные, лохматые, глазищи темные блестят — енто на предмет чего спереть.

А хороши ведь парни — один к одному, ладные, справные — чего бы Дане не втюриться, э? Оно, конечно, редко альхан на чужачке женится, а Сыча-простофилю окрутить легче легкого, да и охотник в хозяйстве сгодится, опять же… Тьфу! Да что она мне в башку-то лезет! Не она красавцев ентих сюда наладила. Девочки-скромницы, мышки монастырские.

Трое, которые помоложе, остановились шагах в пяти, держа лошадок. Четвертый — он за главного у них — постучал.

— Че надыть? — высунул Сыч-охотник кудлатую башку.

— Удачи тебе, голубчик, под рукой Единого, — сказал альхан, показав белые зубы.

Трое тоже улыбнулись, как по команде, но их улыбкам малость не доставало искреннейшего добродушия, которым так и лучился старший.

— И тебе того же, паря. Коли не шутишь, — Сыч-охотник выполз на крыльцо, прикрыв за собой дверь, — Надыть-то чего?

— Все того же, голубчик, все того же, — красив он был, альхан, красив и уверен в себе. — Сегодня день такой — ты у нас самый богатый купец по ту и эту сторону Кадакара. Твой товар — мои деньги. Назначай цену.

Я вздохнул.

— Шел бы ты, паря. В кабак там. Али еще куды. Язык уж намозолил, повторять-то.

Альханская ухмылка стала еще шире.

— Твоя правда, язык иногда сказанет — потом жалеешь. Не пожалей, голубчик. Язык — он тебе еще пригодится.

— Че эт' ты язык мой бережешь? — фыркнул Сыч-охотник, не понимая.

— Язык вместе с головой, — объяснил альхан доверительно, — Ты бы, голубчик, сам их поберег. Из меня бережливец плохой.

— Тю! — дошло до тупого тила, — Никак, угрожать вздумал?

Альханы все лыбились — молодые, жилистые, ладные. Любо-дорого посмотреть.

— А чего ж, я не прочь, — Сыч-охотник ухмыльнулся, — Подходитя, робяты.

За дверью заскреблись, ухнули негромко и требовательно. Я открыл.

— Только извиняйте, я тожить, того — не один.

Редда и Ун вышли. Малыш фыркнул и дернул плечом, а хозяюшка лениво обозрела всех четверых и зевнула.

— Значит, это и есть твоя цена, охотник? — контрабандист поглядел с жалостью.

Ох, приятель, приятель…

— Я не торгуюсь, альхан.

Один из парней, чья улыбочка выглядела оскалом из-за странного прищура в один глаз, процедил презрительно:

— Кончай разговоры, Норв. Не видишь — клиент желает помахаться, — и потянул из-за пояса кнут.