Что-то остается

Но я уже явственно ощущала металлический привкус во рту. Я ощупала языком десны, губы. Теплый солевой раствор натекал в рот неизвестно откуда.

— А-ауар-ра! — такой безнадежной ярости еще ни в чьем голосе мне слышать не доводилось.

Таким тоном бросают вызов богам.

Откуда кровь?

— Не бери в голову… Ну, поранилась… это еще не причина…

— Нельзя! Они не хотят! Пропасть!

Я шмыгнула носом. В горло провалился остывший, отдающий железом комковатый сгусток. Я поспешно закинула голову.

— А, черт. Из носа потекло. Дело не в тебе, Стуро. Это проклятый стимулятор.

— Кто?

— Стимулятор. Пилюля. Зелье. Будь добр, принеси полотенце. Мокрое.

Вздрагивающе пальцы потрогали мое лицо, прилипли, оторвались, снова прилипли.

— Значит, теперь только так? — спросил Стуро. Дыхание его подсушивало стягивающую кожу пленку. — Или сон, или — кровь… или… еще что-нибудь?

— А тебя это останавливает?

Пауза. Я испугалась, что обидела его.

— Альса… — прошептал он очень тихо, — Это так трудно… словами… Если бы ты слышала!

— Все будет хорошо, — я перехватила его ладонь, — Просто несколько перестраховалась. Боялась, что не хватит. Зелье заставляет быстрее работать сердце, быстрее гоняет кровь. Какой-то маленький сосудик не выдержал. Пустяки. Надо подобрать необходимую дозу, но не увеличивать ее. Это можно сделать только опытным путем. Разве ты мне не поможешь? — Я пожала слабую руку. — Принеси полотенце. А то я тебе здесь все испачкаю.

— Альса, — не отставал он, — это правда? Ты ведь хочешь меня успокоить?

— Я так и буду сидеть, задрав голову? Пожалуйста, полотенце!

Вместо холодного полотенца по лицу моему прошелся горячий язык. О! только и подумала я. Затылок лег в подставленную лодочкой ладонь. Другая ладонь умостилась меж лопаток. Меня вылизывали, как котенка. Я замурлыкала.

— Альса, Альса, — бормотал между делом большой взрослый крылатый кот, — Где правда? Я слышу, ты хочешь меня успокоить. Я это ясно слышу.

— М-мм-м? Первую часть ты слышишь правильно. Вторую… м-м… неправильно.

— Неправильно?

— «Я хочу тебя» — ты слышишь верно. А вот «успокоить» — м-м!.. неверно.

Старый найлерт несколько исказил смысл фразы. Однако, Стуро понял. А может и не понял. Может, ему не было нужды искать в моих словах подтекст. Та ладонь, что грела спину меж лопаток, обнаружила шнуровку. Вторая спустилась ей на помощь.

Хорошо.

В комнате коротко прошипел обгоревший, провалившийся в масло фитилек. Последний отсвет исчез. Тьма кромешная. Уютно гудит печка. Ирги ушел. Надолго?

Стуро раскопал мое платье на спине и зачем-то засунул в прореху обе руки.

— Что ты там ищешь?

Засмеялась — и осеклась. Кое-чего там действительно нет. Нет даже намека. Скажите, вам приятно было бы трогать чьи-нибудь обрубленные культи?

Или я засну, или кровь потечет, или…

Или.

— Альса… Альса!

— Глупый, ты думал, я прячу их под платьем? Нет у меня крыльев! Ни вот такусеньких! Трупоедица я!

Он не дал мне вырваться. Сильный, козявище, когда захочет. Сгреб в охапку, прижал потеснее, так, что угловатый птичий киль его впился мне в грудь. Вместо разговоров принялся целовать.

О, Господи! Погляди на нас — мы дети твои. Твоему мудрому завету следуя, любим друг друга. По крайней мере, пытаемся. Дай, Господи, нам терпения и терпимости. Не оставь милостью своей, ибо слабы мы и неразумны.

И, пожалуйста, не надо больше неожиданностей… хотя бы на сегодня…

Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник

Кабанятина наша закипела, я бросил три шепоти соли. Легонько стукнул Уна по любопытному носу.

— Нечего, парень.

Сварится, потом остынет. Тогда получишь.

Прохладненько. Размяться, что ли? Отхлебнул из бутыли — приятное тепло пробежало по глотке вниз, к желудку.

— А-р-р, — сказала Редда.

Эва. Огонек. Того — блуждающий. Кого эт’, извините за выражение, к нам несет? Придвинул поближе посох. Редда скользнула во тьму, Ун изготовился у левого колена опекаемого.

Совсем незнакомый, сталбыть. Ну-ну. Иди сюда, гость ночной, незваный. Иди. Поглядим, кто ты таков есть. И уж не взыщи, но, коли хозяюшке моей ты по нраву не придешься — я ее останавливать не буду.

Гость ночной оказался ингом. Здоровенным, белобрысым, бородатым. Правда, в отличие от моей, его борода была подстрижена, да и волосня лежала — того, поровнее, чем у Сыча-охотника. Цивилизованный, в общем, инг.

Фонарь он держал грамотно — слегка на отлете, но фонарь он все одно — фонарь, и от света в темноту глядеть… Гм. Ну да, то есть. И, между прочим, ингу сие положение тоже не нравилось, да только как ты по незнакомому-то месту в ночи пойдешь, без света?

— Слышь, мил человек, — пробасил инг, — Не подскажешь, где здесь Долгощелье?

Откуда ж ты взялся, приятель, с повадочкой такой? Вояка? Не, не вояка. Вояка к мечу привычный, а ты, друг, тяжесть на себе не таскаешь. Кинжал длинный, эдак ненавязчиво на поясе, пригнан ладно, да и идешь ты под него, не под меч. Телохранитель ты скорее. Либо — того. Наоборот, сталбыть.

— Долгощелье-то? — наморщил лоб Сыч-охотник, — Дак — того. Тута и есть, — повел рукой, локтем сдвинув посох еще на чуть ближе.

Редда за спиной инга приняла готовность.