Что-то остается

— Здравствуй, Ирги… Стуро! — обернулась ко мне — отчаяние плескалось в глазах, мешаясь с растерянностью, — Почему он… Ирги… вы не хотите меня видеть?

Жалко ее. Жалко. Жалко — у пчелки. Сам знаешь, где.

(Я смотрел на нее с отстраненной чуть брезгливой жалостью и молчал. Беспомощный взгляд обреченно пошарил по мне, немо шевельнулись губы, набухли прозрачной влагой глаза… Альсарена медленно повернулась, медленно пошла к двери — спина ее просила об оклике, ждала оклика… Не дождалась. Медленно закрылась за ней дверь в комнату и — последним вскриком — хлопнула дверь на улицу… и стало тихо. Совсем-совсем тихо…)

— Как съездила?

И зачем вернулась? Зачем, Альса? Надо ведь прогнать тебя, дружище, прогнать тебя надо…

— Ирги… — в голосе ее словно потухло что-то, — это было так срочно… Отец приезжал в Арбенор на неделю… Я просила Ильдир передать вам… но они… они серьезные роды принимали… не смогли вовремя… Прости, так получилось по-глупому…

Я кивнул.

Вовсе и не по-глупому, Альса. Вовсе нет. Просто — Большой мир напомнил о себе. Не вовремя, как он умеет. Ох, умеет, кому и знать повадки этого зверя, как не охотнику…

— Отец, понимаешь… — беспомощно пробормотала она, — Я не могла не поехать… Прости, пожалуйста. Не сердись. Я же вернулась.

— Надолго? — осведомился я нейтральным тоном.

— Что? — Альса мелко-мелко захлопала длинными ресницами, — Что?

— Домой — когда?

— В мае, как и рассчитывала, — губы неуверенно дрогнули — зародыш то ли улыбки, то ли жалобной гримаски, — В мае, Ирги. Еще есть время.

— А, — сказал я.

Время… Время — такая штука, барышня — то оно есть, да с избытком, а то — хвать! — ан нету его, все вышло. Песком сквозь пальцы, да еще и ладонь острым камешком обрезало. До крови.

Два месяца, даже больше. А потом — домой поедешь. Домой, барышня. Сталбыть — не место тебе в нашей со Стуро изгойской связке, и сама ты это понимаешь. Зачем же вернулась сейчас, Альсарена Треверра? Зачем пришла?

— Смотри, что я тебе привезла! — она положила оба свертка на стол, один размотала.

Куртка охотничья, из отличной выделки кожи…

— Примерь, тебе должно подойти, — суетливо натягивала на меня обновку, щебеча притворно-бодро: — Смотри, здесь вот кармашки, видишь, и капюшон, смотри, какой удобный, на шнуровке… — оглаживала куртец, прячась за пустые слова — не от меня, от себя самой прячась, — А вот, ты только посмотри, тут тоже карман, потайной. Можно чего хочешь держать — хоть… — я поймал бестолково мечущиеся ее руки, она вскинулась, — …кисет с табаком и трубку, — прошептали дрожащие губы, — хоть…

Глаза на мокром месте, молят отчаянно — сделай же что-нибудь!

Ох, Альса, Альса…

Шаг сделать — боязно? Боязно, девочка. Знаю. По себе. В Пропасть он, Шаг-то. В Бездну. Всегда. Иначе — не вперед, а на месте, а это, дружище, не Шаг.

— Себя понять не выходит? — спросил я на лиранате. — Вдвоем, может, лучше получится? — кивнул на закуток, чуть подтолкнул.

— Ох, Ирги… — она уткнулась лицом в новую мою куртку.

Я сжал хрупкие плечи под черным марантинским плащом:

— Давай. Семя Белого Дракона.

Ну, выше нос. Решить за тебя я не могу, прости, это каждый — сам должен. Только, если сейчас не попробуешь, хоть ногу над Пропастью не занесешь, если забоишься, отступишь — всю жизнь потом казниться будешь. Казниться да каяться. Вот что страшно, Альса. Это, небось, похуже, чем — в Бездну.

— Сейчас, — всхлипнув, она полезла в пояс, но вытащила не платок, а коробочку маленькую.

А из коробочки — пилюльку. Сунула в рот.

Ого!

— Вот это по-нашему, — я хлопнул Альсу по плечу, а она тряхнула на ладошку еще один коричневый шаричек.

И еще. И еще — сразу два.

— Ты что творишь-то?

Пока жуешь пилюли — туда идти не надо?

— На всякий случай, — бледно улыбнулась Альса, проглотила пятую пилюлю и решительно двинулась к печке.

Ох, бедняга. Тяжкая ей работенка предстоит. Изгнанник, в очередной раз убежденный, что боги шлют знак — енто вам не фунт изюму. Ладно. Ежели чего — я туточки. Рядышком.

— Эйа, звери, — прихватил — на всякий случай — бутылочку.

Собаки последовали за мной.

Присел я на крылечко, набил трубочку, высек искру. Решайте, ребята. В конце концов, это прежде всего касается вас двоих. Ну, а коли решите вместе держаться… Тут уж все трое думать станем. Как Второй Шаг делать.

Выбил трубочку, погладил Редду. Ун привалился к моим коленям, шумно вздохнул.

Ничего, звери. Ничего. Образуется все. Так или эдак, только — образуется. Обязательно, черт побери.

Альсарена Треверра

Темно. В закутке стояла темень, хоть глаз выколи. Войдя туда, однако, я переступила некую грань — возвращаться за светом было уже нельзя. А можно — идти только вперед. Как на Горячей Тропе. Только вперед, и будь что будет.

Я выставила руки, сделала шаг в темноту. Еще шаг. Почти сразу въехала локтем в какой-то угол. Полка. На ней — скляночки, забытые, полупустые. Ненужные.

Половину я посшибала. Попыталась ощупью восстановить порядок и посшибала остальные. Звяканье стекла резануло слух. Я повернулась спиной к полке.

— Стуро. Где ты?

Должен быть прямо передо мной. Здесь так тесно, что спрятаться негде.

— Стуро.