Что такое Израиль

За все обиды они потом отыгрались в Палестине на евреях арабских стран. Им наши деды передали малопочетный титул «восточных евреев», а себе взяли гордое звание «ашкеназов». Старые стереотипы они импортировали полностью. Теперь немытыми стали евреи Ирака и Марокко, и уже они позорили гордое звание еврея. Израиль – страна, где сбываются мечты: у нас Рабинович из Жмеринки становится русским, а Янкель из Лодзи – ашкеназом. В нашей книге мы следуем израильской терминологии и под восточными евреями имеем в виду туземные еврейские общины стран Востока, а под ашкеназами – евреев Восточной Европы.

Восточные евреи составляли – и составляют – около 10 % всех евреев мира. До середины XIX века в Палестине не было других евреев, затем стали появляться евреи Восточной Европы, и все же до начала сионистской иммиграции восточные евреи оставались в большинстве. Затем их доля стала падать, и в 1948 году на них приходилось 10 % всего еврейского населения страны. Но после изгнания палестинцев правительство Бен-Гуриона нуждалось в людях – не так для работы в народном хозяйстве, которое не могло занять столько человек, как для создания еврейского большинства в стране. Других желающих не было. Западноевропейские и американские евреи не стремились в Землю обетованную, не сулившую ни работы, ни заработка. Советские евреи не могли выехать из СССР. Поэтому сионисты организовали массовую иммиграцию из стран Востока, в основном из Ирака (130 тысяч) и Марокко (260 тысяч).

Правительство могло бы дать восточным евреям землю, попробовать создать новое крестьянство вместо изгнанного в 1948 году. Но большинство приезжих, городские жители, к земле не стремились. Для восточных иммигрантов возвели сначала бараки в маабарот (лагерях беженцев), а потом многоквартирные блочно-бетонные дома. Их традиции осуждались, как «варварские», патриархальные семейные отношения пошли на слом, восточные евреи были радикально освобождены от их культурного наследия. «Не позор быть марокканцем, – говорили ашкеназы и добавляли: – Но и большой чести в этом нет».

Многие из восточных иммигрантов стали мелкими торговцами на базарах. Другие работали на полях и заводах кибуцев, располагавших деньгами, кредитами, техникой, землей. Так традиционный антагонизм между восточными и ашкеназскими общинами приобрел новые основания.

Помню, как меня когда-то удивило, что восточные евреи не считают себя израильтянами. Я работал тогда на винограднике кибуца Эйн-Гев, в долине Кинерета. Ранним утром староста-мухтар привозил в Эйн-Гев десятки женщин из Тиверии и окрестных городков на уборку винограда. Здоровые, смуглые, немолодые и некрасивые, все до одной еврейки из стран Востока, они говорили между собой по-арабски, и мухтар был единственным посредником между ними и кибуцниками – выходцами из Восточной Европы и их детьми. Женщины снимали виноград с лоз, клали гроздья в ящики, а кибуцники ставили ящики на подводу. Затем я приторачивал свой допотопный трактор к подводе и вез виноград в Цемах, на перекресток дорог, ведущих на Бейт-Шеан, Тиверию, Эль-Хамму и Курси, – там раньше стояла арабская деревня Саммак, а теперь – районный кибуцный завод по упаковке винограда.

Дорога Цемах – Эйн-Гев, узкая, неровная, тогда единственная вела на Голанское плато, по ней то и дело шли наверх грузовики. Они противно гудели, требуя, чтоб я освободил дорогу. С точки зрения правил дорожного движения они были правы, но если бы я то и дело съезжал на обочину, привез бы в Цемах виноградный сок вместо спелых гроздьев. Поэтому весь день я вел нескончаемую бескровную дуэль с шоферами грузовиков: кто первым свернет с дороги. В пору уборки винограда температуры у Кинерета легко заходят за 40 градусов. У трактора не было ни крыши, ни навеса, ни кабины, поэтому я гонял в одних шортах и сомбреро и загорел дочерна. Женщины спрашивали меня: Миэйзо ада ата? («Какого ты роду-племени?») – и предлагали выбор: марокканец, ливиец, румын или израильтянин. Русских в Израиле тогда еще почти не было, а израильтянами эти женщины называли выросших в Израиле детей европейских – ашкеназских – евреев. Когда я говорил им, что они и их дети тоже израильтяне, женщины с сомнением в голосе соглашались: «Да, но…» С годами это ощущение – что ни сами восточные евреи, ни их дети не станут израильтянами – крепло, в особенности в городках развития – черте оседлости восточного еврейства. Амос Оз, «израильтянин», как сказали бы сборщицы винограда из Эйн-Гева, описал, как я уже говорил, в одном из очерков своей книги «В стране Израиля» визит в такой неразвивающийся городок Бейт-Шемеш.