Что такое Израиль

На заре сионизма, как известно, движение еврейского национального освобождения и возрождения не было зациклено на Палестине. В частности, серьезно шла речь об Уганде, которую англичане были готовы предоставить евреям. Это было до Первой мировой войны, когда Палестина принадлежала Турции. В некотором смысле, если «разводить оливы смысла не имеет», то можно сказать, что план «Уганда» победил, еврейский народ нашел свою Уганду в Палестине и отмахнулся от ее живой, нерентабельной данности. Противники плана «Уганда» в дни Герцля (его сторонника) говорили: «Если уж Уганда, то почему не Америка?» На этот вопрос у сторонников Уганды нет ответа, но тысячи израильтян решают его для себя, в очереди за визами перед американским консульством. Действительно, если все определяют только соображения коммерческой целесообразности, то почему бы не построить страну на более подходящем месте, более ровном, менее гористом, ближе к рынкам сбыта, скажем по соседству с мормонами Юты?

А теперь подойдем к рентабельности и целесообразности изгнания 1948 года. Абстрактно любившие Святую землю евреи не принимали ее реальности, ее ландшафта, ее хозяйства. Побережье с его равнинами и долинами поддавалось эксплуатации современными методами. Первые поселенцы отнеслись к стране, как к tabula rasa, как к Уганде, и создали в ней свое хозяйство. В горах трудно вести современное европейское, механизированное хозяйство. Только люди, привязанные к этой земле, могут жить здесь, окапывать оливы, собирать осенью маслины, пахать сохой – трактору негде повернуться, – чинить террасы, возить камни на осле и таскать на собственных плечах. Воды в горах мало. Нужно копать ямы для сбора дождевой влаги; если есть источник – вырубать туннель, уходящий в глубь горы, чтоб собрать воедино капли воды. Израильтянам такая работа была бы не по силам и не по духу. Поэтому Лифта стоит пустынная и безлюдная, а окрестности Кастеля превратились в поселок городского типа, который мог бы вырасти где угодно, от Детройта до Челябинска.

О праве евреев на страну Израиля и палестинцев на Палестину можно порассуждать с религиозной, правовой, исторической, моральной точек зрения. Я предпочитаю марксистский подход, сформулированный в свое время Брехтом в «Кавказском меловом круге»:

Все на свете принадлежать должно
Тому, от кого больше толку, и, значит,
Дети – материнскому сердцу, чтоб росли и мужали.
Повозки – хорошим возницам, чтоб быстро катились.
А долина тому, кто ее оросит, чтоб плоды приносила[30].

Теоретики социалистического сионизма придерживались того же подхода: земля завоевывается трудом и принадлежит тем, кто на ней трудится. В то время как израильтяне обычно утверждают, что они и их отцы осушили болота и оросили пустыни, я стою на том, что в Нагорье еврейские хозяйства существуют вопреки земле, ее рельефу и характеру, тогда как палестинские – благодаря всему этому.

Достаточно посмотреть на руины Сатафа, Лифты, Субы, чтобы в том убедиться. Их источники одичали, и только Общество охраны природы присматривает за ними, как за музейным экспонатом, как за осликом в клетке зверинца, который скалится на детей из-за решетки, вместо того чтобы катать их.

Не завоевание ужасно. Иисус Навин, Омар ибн Хаттаб и другие завоевывали Святую землю. Иногда палестинцы говорят: как смеет нами править Менахем Бегин или Ицхак Шамир, выходцы из Польши? Они забывают, что и Омар был не иерусалимцем, но уроженцем Хиджаза. Стыдиться приходится не завоевателю, а скорее завоеванному. Даже изгнание можно было бы попытаться обелить, сказав, что цель оправдывает средства. Но достигнутая цель не оправдывает никаких средств, даже куда менее радикальных, чем изгнание населения.

Если бы завоеватели осели на земле, создали свободное крестьянство, ассимилировали остатки коренного населения, приспособились к обычаям страны и к ее ландшафту, ухаживали бы за родниками и оливами, возделывали виноградники, которых не сажали, земля, хоть и плохо насилие, не вспомнила бы, кто раньше окапывал деревья и строил террасы. Бесит то, что все это – и завоевание, и изгнание – было ни к чему. Задним умом соображаешь, что это должно было быть понятно и раньше. Если бы палестинцы остались на месте, можно было б надеяться на то, что пришельцы и местные жители вновь смешают свою кровь и образуют один народ, что через связь с местными жителями пришельцы найдут путь к земле. Без палестинцев это и произойти не могло.