Что с нами происходит?: Записки современников

Как будто та самая художественность (самая из самых) добывается на каких-то иных путях-дорогах, а не на этой, где и ноги обобьешь о камни-рытвины, и в грязь того и гляди окунешься по самую макушку.

Критик жаждет какой-то поверх проблем века «художественности», а вот художник из художников вдруг признается: не могу я дожидаться, пока моя тонкая художественная материя исподволь, где-то там в будущем повлияет на людей. Немедленно, немедля надо спасать самое это будущее!

Так говорил, это говорил в телебеседе с Сергеем Залыгиным всегда такой сдержанный Валентин Распутин. Об этом же немного ранее — в интервью «Советской культуре»: «У нас нет другого выхода, если мы собираемся быть и жить, как бороться одновременно и за завтрашний день, и за послезавтрашний, и за тот, когда станут жить наши внуки.

И вот попробуйте в этих обстоятельствах умыть руки и сослаться на то, что вам некогда, что вы заняты „вечным“ словом, которое станут читать не только современники, но и потомки. Может ведь случиться, что некому будет читать» (Советская культура. 1985. 19 марта).

Если вспомнить его последние рассказы, тоже многих смутившие, можно понять (а точнее, лишь догадаться), какой душевной работой выстрадан призыв этого писателя, обращенный к «деревенщикам», — выходить открыто, не боясь «публицистики», к самым болевым точкам нашего времени, сопрягая «деревню» с делами и заботами всей планеты, глобальными проблемами.

В том же интервью: «Из огромной проблематики, принесенной нам жизнью в последние десятилетия и годы, хотел бы назвать только три вопроса, три из тех, на которых сейчас стоит земля. И все три — охранные. Пришло время прежде приумножения говорить, как о главном факторе продолжения человеческой жизни, о сбережении. Это вопросы сохранения мира, сохранения природы и сохранения памяти. Их можно и нужно ставить в один ряд, потому что от каждого из них последовательно зависит все наше отнюдь не отдаленное будущее».

Нет, не исчерпала себя «деревенская» художественная проза. И не грозит ей самоповторение. Она развивается, идет вперед, и, надо сказать, не в одиночестве. Если считать деловую, практическую прозу о заботах деревенских (Л. Иванов, Ю. Черниченко, И. Дубровский, А. Стреляный, И. Васильев и др.) достаточно самостоятельной ветвью современной советской литературы, тогда можно говорить, что деревенская художественная идет на прямое с ней сближение: слившись, и одна и другая станут еще мощнее.

Рядом и «военная» проза, хочется надеяться, что наработанное ею за последние годы и именно в том направлении, куда выходит и «деревенская», сгодится для общего дела. Как в свою очередь опыт «деревенщиков», белорусских и русских, необходим был Василю Быкову, когда он работал над повестью «Знак беды» (до этой вещи казалось, что Быкова, его творчество вполне можно объяснить самой войной. А ведь это не так: слишком многое в его военных повестях объяснимо лишь довоенной его и его героев деревенской судьбой).

Две мощные ветви современной многонациональной литературы — деревенская и военная — действительно из одного ствола произрастают. И к одному свету тянутся, в одном направлении.

Сбережение самой жизни на Земле — их общая, сегодня главная тема, задача, идея.

Живой человек возможен лишь на живой Земле — об этом молят и кричат коленопреклонно и гневно одновременно и «Царь-рыба», и «Прощание с Матерой», и «Колесом дорога» — Астафьева, Распутина, Козько, равно как и проза Абрамова, Залыгина, Мележа, Можаева, Друцэ, Белова, Брыля, Матевосяна, Е. Носова, Гранина, Гончара, Кудравца — многонациональная наша «деревенская» проза.

Действительно — всем миром навалиться. Пока не поздно!

И тут уж невозможно ограничиться разговором только о «военной» и «деревенской». Вся, какая есть, — только так литература сегодня и может оправдать свое право называться литературой. Да, город, да, завод или стройка, институт — свои конфликты, характеры. Свои традиции у разных национальных литератур и своя специфика у различных жанров.

Но вот это — сбережение самих основ существования — касается всех без исключения, и тут уж не место действия, не национальные особенности, не жанр — ничто не может оправдать глухоту и слепоту литературы, писателя (и критики тоже):

«Если мы сегодня отстоим мир и добьемся права на завтрашний день, послезавтра мы можем погибнуть от отравления воздуха, воды и земли. Если мы сумеем и природу отстоять, через два дня новая опасность, не менее трагическая, — свихнуться и погибнуть от беспамятства и безразличия, от потери чувства самосохранения».

Вот так сегодня «деревенская» проза (словами Валентина Распутина из того же интервью) ставит себя в зависимый контекст со всей литературой, которая живет проблемами рода людского.

Да, сбережение сущего — главная задача всех. Сберечь живого человека на живой земле, сохранить живое в живом — но как? Через безоглядное «давай, давай!» люди как раз и примчались к краю пропасти.