Что с нами происходит?: Записки современников

Только на днях пришли в Щучинское (здешний районный центр) деньги — часть моей Сталинской премии, и я на днях, как только получу их здесь, пришлю Вам пять тысяч, как обещал.

Сюда уже пришел в Боровое мягкий вагон, а сейчас ждем багажного и жесткого из Акмолинска. Выедем между 20 и 24 августа.

Хотел написать Вам о Тусе,[75] но сейчас как раз Екатерина Владимировна[76] была там и она напишет Вам подробнее.

Тусик была больна, но сейчас она поправляется. По-видимому, она так же обаятельна, как и ее прадед.

Всего лучшего. Ваш В. Вернадский.

Академику-секретарю АН СССР академику Н. Г. Бруевичу

21 ноября 1944 года

Уважаемый Николай Григорьевич!

К моему большому огорчению, я не могу согласиться с той мотивировкой, на основании которой Вы нашли возможным при моем вторичном обращении к Вам, без переговоров со мной лично, отказать возбудить ходатайство об отозвании из Красной Армии сержанта К. П. Флоренского.[77]

Вы это мотивируете следующим образом: «Война еще не закончена, и ослаблять кадры Красной Армии нельзя».

Это — чисто формальный отказ, не отвечающий существу дела.

Я обращаюсь к Вам, как к ученому и к академику, непременному секретарю Академии наук, указывая на исключительную даровитость молодого ученого экспериментатора.

На протяжении моей более чем 60-летней научной деятельности я встречал только 2―3 человека такого калибра.

Флоренский-сержант — теряется в массе.

Флоренский-ученый — драгоценная единица в нашей стране для ближайшего будущего.

Я, как ученый, не могу с Вами согласиться, и прежде, чем обратиться к Президенту или к Президиуму, я еще раз хочу повидаться с Вами лично. Я считаю это своей обязанностью не только ученого, но и гражданина нашей страны.

В ближайшем будущем нам чрезвычайно нужна даровитая молодежь, особенно экспериментаторы.

С совершенным уважением<…>

Г. В. Вернадскому (Публикуется впервые)

11. XII 1943 г. Москва

Дорогой мой Георгий,

давно не писал тебе, но все время мыслью и сердцем я с вами. Из последних писем твоих и Ниночки вижу, что вы думаете, что я к вам приеду скоро. Но в моем возрасте и при начатой и далеко не конченной работе моей жизни это, очевидно, сделать невозможно.

Работаю я неуклонно, но, конечно, силы мои не те, какие были. Хочется кончить работу жизни,[78] пока есть силы работать. Работаю при большой помощи Ани.[79] И как ни хочется повидать вас всех перед уходом из жизни, — мне хочется успеть сделать то, что я могу сделать.

В печати две мои работы, небольшие,[80] но которым я придаю известное значение. В сущности, даже удивительно, как это я могу делать, прожив свою 80-летнюю годовщину. Но конечно, силы мои не те.

Любящий отец и дед.[81]

Публикацию писем В. И. Вернадского и комментарии к ним подготовила В. Неаполитанская

С. Субботин «Союз с В. И. Вернадским я ценю выше всего…» (Размышления над письмами Р. С. Ильина)

В феврале 1935 года Николай Клюев, последние годы жизни которого прошли в Томске, писал одной из своих корреспонденток: «Я познакомился с одной, очень редкой семьей — ученого геолога. Сам отец — пишет какое-то удивительное произведение, ради истины, зарабатывает лишь на пропитание, но не предает своего откровения. Это люди чистые, и герои. Посидеть у них приятно. Я иногда и ночую у них. Поедет сам хозяин в Москву, зайдет к Вам — он очень простой — хотя ума у него палата».

Сильное впечатление производит эта характеристика, данная знаменитым русским поэтом. Однако фамилии человека, о котором Клюев отозвался так высоко, в его письме не было.

В июле 1983 года автор этих строк встретился в Томске с М. Г. Горбуновым, в прошлом — доцентом Томского университета. Он оказался учеником того самого «ученого геолога», о котором говорилось в клюевском письме… Михаил Георгиевич показал мне оттиски работ своего учителя, его фотографии, биографические статьи о нем, появившиеся посмертно, в 60-е годы.

Звали этого человека Ростислав Сергеевич Ильин. В 10-е годы нашего века он окончил Московский университет, а затем Петровскую (ныне — Тимирязевскую сельскохозяйственную) академию как почвовед. Волею судеб в 1927 году Р. С. Ильин оказался в Нарымском крае, где имел возможность работать по своей специальности. Позже, в 30-е годы, в одном из писем он писал так: «Я благодарен судьбе <…> не побывав на одной из величайших рек Мира — Оби, не узнав Нарымского края, я никогда не смог бы вывести тех закономерностей, которые мне стали ясны, не понял бы тесной связи почвоведения с геологией…»