Что посеешь

Он быстро нажал кнопку звонка, а сам, притянув к себе Вольку, прижался в угол. Батурин ничего не успел предпринять, так как дверь открылась молниеносно, как будто кто-то специально стоял за ней и ждал звонка.

— Вам кого, молодой человек? — спросила маленькая сухонькая старушка, не то тетя Пуся, не то тетя Гуся.

— Я… мне… можно… — забормотал Петр.

— Ему Наташку, — пропищал из угла Волька. — Он в нее… м-мм… — он замычал, так как добрый Котька зажал ему рот.

— Пожалуйста, — вежливо сказала тетя Пуся или Гуся.

Она посмотрела куда-то внутрь квартиры и прислушалась. Там было тихо.

— Проводите, — она широко раскрыла перед Батуриным дверь, а сама вышла на площадку и сказала Вольке и Котьке громким шепотом: — Вы еще здесь? Учтите, я снимаю с себя всякую ответственность.

Котька и Волька молча, но стремительно посыпались вниз по лестнице.

— Так вы к Наташе, юноша? — спросила тетя Пуся.

— Да я, вообще-то… — замямлил Батурин, но в это самое время в переднюю вышла, «как мимолетное виденье, как гений чистой красоты», старшая дочь профессора Орликова, студентка Нина.

— Что это за славный мальчик? — спросило мимолетное виденье.

— Понятия не имею, — сказала тетя Пуся. — Он требует Наташу.

— Вовсе я не требую! — возмутился Батурин.

— Как вас зовут? — ласково спросила прекрасная студентка Нина.

— Петр, — откашлявшись, сказал Батурин. — Я…

— Очень приятно, — Нина приоткрыла дверь в комнату справа, позвала: — Натали! Я пошла. К тебе пришел славный, милый, приятный и очень воспитанный мальчик по имени Петруччио.

И она исчезла, а Петр, как истукан, остался стоять в передней. «Вот влип, окаянная сила! — думал он со злостью. — Как бы смыться?» На цыпочках он направился к выходу, но был остановлен удивленным возгласом:

— Батурин?!

Ах, Петр Батурин, Петр Батурин, куда девались ваши мужество, гордость и прочие положительные качества? Как дрожащей цыпленок, как мокрая курица, как жалкий червяк, предстали вы пред ясными очами Натальи Орликовой. Уши горят, во рту пересохло, колени трясутся и язык прилип к гортани — слова не вымолвить. Фу, какое жалкое зрелище!

Он молчал.

— Ты ко мне? — спросила Наташа и засмеялась. — Вот сюрприз! Раз пришел, так заходи. — И она втянула его в комнату, сказав при этом кому-то, кто стоял у окна: — Подумайте, са-а-ам Батурин собственной персоной! Легок на помине.

«Будь что будет», — устало подумал Батурин и поднял голову. У окна стояла девушка с веснушками и пушистым хвостиком на затылке, Алена Братусь. Только этого и не хватало Петру Батурину. Пропал он, бедняга. Заклюют.

— А знаешь, — весело сказала Алена Братусь Наташе. — Это даже хорошо, что он пришел. Вот мы с ним и посоветуемся.

— С ним? — слегка презрительно переспросила Наташа. — Как же с ним советоваться, когда ему на всех наплевать.

— Почему наплевать? — проглотив слюну, спросил Батурин. — И почему на всех?

— А как же? — горячо сказала Наташа. — Всем хамишь и воображаешь о себе невесть что. Не так?

— Не так, — твердо сказал Батурин. — А если вы считаете, что так, то и разговаривать нам не о чем. И вообще, я не к вам пришел, а к Вениамину Вениаминовичу.

И Батурин решительно направился к двери.

— Ах, ты к папе… — сказала Наташа, и Батурину показалось, что она разочарована и даже обижена вроде.

«Ага, — подумал он, — ты и верно решила, что я к тебе. Дудки!»

— Да, — сказал он железно, — я к профессору.

— Ну и пожалуйста, — сказала Наташа и отошла к окну.

В прихожей послышалась слоновья поступь, в дверь постучали, и профессорский бас спросил:

— Можно?

— А-а! О-о! — сказал профессор, увидев Петра. — Здравствуйте, юный Кулибин, Фультон и Эдисон. Р-р-рад вас видеть. Как ваши дела? И как вас принял дед Веретей? Почему вы так долго не появлялись? И отчего у вас ошпаренный вид? А-а, понимаю. Эти девицы, наверно, вас за что-нибудь шпыняют. Меня тоже мои дамы не понимают и шпыняют.

— Тебя пошпыняешь, — засмеялась Наташа.

— Не говори, — сокрушенно сказал профессор Орликов, — тетка Пуся и тетка Гуся — эти две змеи, две гиены, две волчицы и две львицы — сказали, что будут запирать меня в ванной, если я буду тиранить своих бедных детей. Это я тир-р-ран? — зарычал профессор. — Я, котор-р-ый…

Дверь открылась, и в комнате появились тетя Пуся и тетя Гуся.

— Опять вы рычите, профессор? — строго спросила тетя Гуся.

— Чем провинились перед вами эти дети? — так же строго спросила тетя Пуся.

Боком протискиваясь к двери, профессор крикнул:

— За мной, Кулибин! Мы мужчины, и у нас свои дела. Сейчас мы запрем этих свирепых волчиц в ванную и будем держать их там на хлебе и воде.

Старушки выскочили в переднюю.

Батурин вопросительно посмотрел на Наташу.

— Иди, — сказала она довольно дружелюбно.

— Только… — сказала Алена, — когда кончишь свои дела, приходи к нам. Ладно?

— Лады, — сказал Батурин и вышел.

Тети Пуси и тети Гуси в передней уже не было, а профессор поджидал Петра. Они пошли в его кабинет, уселись в кресла друг против друга.

— Вы и правда их в ванную заперли? — спросил Петр.

Профессор Орликов с любопытством посмотрел на него и серьезно кивнул.

— А как же, — сказал он, — с ними иначе нельзя.