Что мы думаем о машинах, которые думают. Ведущие мировые ученые об искусственном интеллекте

Мысль о том, что наличие большего количества информации способствует большей гибкости, дает ответ на два наших вопроса об искусственном и естественном интеллекте. Мыслящие машины должны иметь сходство с мозгом — в той мере, в которой с ним сходны искусственные нейронные сети, — когда решаемая проблема такова, что гибкость важнее структуры, а данных хватает с избытком. Если же посмотреть на вопрос с другой стороны, то можно заметить, что это полезно для понимания, чем настоящий мозг похож на искусственные нейронные сети, то есть какие аспекты человеческого разума лучше рассматривать как результат алгоритмов общего обучения, где акцент сделан на гибкость, а не на строгость, в противоположность результату, основанному на «встроенных» априорных суждениях о мире и о том, что в нем есть. По существу, ответ будет определяться объемом доступных данных и сложностью того, что надо выяснить.

Значительная часть полемики в области когнитивистики, например о том, как дети учат язык и обретают способность интерпретировать действия других людей, сводится как раз к этим вопросам: о доступных данных и приобретаемом знании. Чтобы ответить на них, мы пытаемся зафиксировать входные данные системы (что дети слышат и видят), описать результат (что такое язык, какое знание лежит в основе социального познания) и исследовать различные виды алгоритмов, которые могли бы обеспечить переход от первого ко второму.

Ответы на эти вопросы относятся не только к пониманию нашего собственного разума. Несмотря на последние достижения в области искусственного интеллекта, человеческие существа все еще остаются лучшим из имеющихся у нас примеров разумных машин. Определив объем и природу априорных суждений, которые формируют наше познание, мы заложим основу для того, чтобы сделать компьютеры более похожими на людей в плане эффективности выполнения определенных задач.

Они принесут больше пользы, чем вреда

Марк Пэйгл

Преподаватель эволюционной биологии в Университете Рединга, Великобритания; приглашенный преподаватель комиссии по науке Института Санта-Фе; автор книги «Культурная прошивка: Происхождение человеческого социального сознания» (Wired for Culture: Origins of the Human Social Mind)

Нет никаких причин думать, что если машины станут более разумными — а такой разум, как у нас, пока что мало отличается от рисунков на песке, — то они озлобятся, начнут плести интриги, окажутся эгоистами или даже превратятся в угрозу для людей. Эгоистичность — качество объектов, которые хотят остаться в живых (или, если точнее, хотят размножаться), а не природное свойство машин. Компьютеры не против того, чтобы их выключали, и уж тем более они не боятся этого.

Таким образом, появление полноценного искусственного интеллекта не приведет к гибели рода людского. Это отнюдь не экзистенциальная угроза для человечества (уточню: такое часто встречающееся сейчас использование слова «экзистенциальная» — неверно). Мы не приближаемся к какой-то непонятной апокалиптической сингулярности, а разработка искусственного интеллекта не станет «последним великим событием в истории человечества», хотя некоторые сейчас и утверждают обратное, когда говорят о мыслящих машинах.

На самом деле по мере создания все лучше и лучше думающих машин их можно будет использовать так, чтобы получить намного больше пользы, чем вреда. Машины хорошо справляются с долгой монотонной работой, такой, например, как отслеживание рисков; они хорошо собирают информацию, чтобы принимать решения; они хорошо анализируют данные на предмет обнаружения паттернов и тенденций; они могут помочь нам использовать скудные или загрязняющие среду ресурсы более эффективно; у них реакция быстрее, чем у людей; они могут управлять другими машинами; они не устают и не боятся; они даже способны заботиться о своих хозяевах-людях посредством смартфонов (вспомните приложения Siri и Cortana) или разнообразных навигационных устройств с GPS, которые есть в автомобилях у большинства людей.