Что мы думаем о машинах, которые думают. Ведущие мировые ученые об искусственном интеллекте

Мы существа Электронной эры, мигрирующие в разворачивающуюся Цифровую эру, и наша ошибка состоит в том, что мы рассматриваем цифровые технологии в качестве материи, а не пространства. Это то же самое, что путать телевизор и медиасреду, создаваемую телевизором, или маленький смартфон, что лежит у вас в кармане, с огромным влиянием, которое оказывают на наше общество портативные средства коммуникации и компьютерные технологии.

Это происходит каждый раз, когда мы переживаем медийный переход. Так что мы невольно видим в цифровых технологиях фигуру, тогда как на самом деле смотрим на фон. Это не источник возникновения иного разума, а среда, в которой наш разум иначе себя проявляет. Так что, хотя технарям может казаться, что они возводят храм искусственного интеллекта, на самом деле они становятся жертвой чрезмерно упрощенного подхода к цифровому сознанию, свойственного Индустриальной эпохе.

Не к мыслящим машинам мы движемся, я полагаю, а к сетевой среде, где мышление уже не будет ни индивидуальным, ни ограниченным временем и пространством. Это означает, что мы можем думать вместе — одновременно или асинхронно — посредством цифровой репрезентации прошлых и будущих человеческих мыслей. Даже самый продвинутый алгоритм сводится к итерации фразы «что, если», некогда сформулированной человеком. И все равно мышление машины не существует отдельно от коллективного человеческого мышления, поскольку не локализуется в одном объекте, как это происходит в мозге.

Когда мы вытравим созданный телевидением образ искусственного интеллекта из нашего коллективного сознания, то сможем заметить машинную среду, в которой мы уже мыслим совместно. ИИ станет платформой или территорией, где это произойдет, и от того, как мы его запрограммируем, в значительной мере зависит, к чему мы будем стремиться и даже что сочтем возможным.

Быстрый, точный и глупый

Хелен Фишер

Специалист по биологической антропологии, Ратгерский университет; автор книги «Формула любви: Ключ к успешным отношениям» (Why Him? Why Her? How to Find and Keep Lasting Love)[87]

Как часто говорится, назвать — значит сделать первый шаг к пониманию. Так что же такое «думать»? На мой взгляд, у мышления есть несколько базовых компонентов. Прежде всего я следую логике нейробиолога Антонио Дамасио, который различает две главные базовые формы сознания: глубинное и расширенное. Многие животные демонстрируют проявления глубинного сознания: они чувствуют, а также сознают, что они чувствуют. Они знают, когда им холодно, когда они проголодались или грустят. Но они живут здесь и сейчас. Расширенное сознание также оперирует прошлым и будущим. У индивида есть четкое представление о «я» и «ты», о «вчера» и «сегодня», о «когда я был ребенком» и «когда я постарею».

Высшие млекопитающие оперируют определенными формами расширенного сознания. У ближайших родственников человека, например, есть четкое представление о собственном «я». Горилла Коко, пользуясь американским языком жестов, говорит: «Я Коко». А у обычных шимпанзе есть четкое представление о ближайшем будущем. Когда группе шимпанзе в Арнемском зоопарке (Нидерланды) показали их новый вольер, они быстро и внимательно его изучили, дюйм за дюймом. Потом они дождались, когда удалится последний смотритель, вбили около высокого забора длинную жердь и по ней выбрались на свободу, помогая при этом менее ловким сородичам. Тем не менее совершенно очевидно: расширенное сознание, которое Дамасио описывает в своей книге «Чувство того, что случится» (The Feeling of What Happens), высшей точки развития достигает у людей. Станут ли машины вспоминать прошлое и разбирать свои переживания, чтобы размышлять о будущем? Возможно.

Но расширенное сознание — это еще не все, из чего состоит человеческое мышление. Антропологи используют термин «символическое мышление» для описания того, как можно сопоставить абстрактное понятие с реальным миром. Классический пример — различие между водой и святой водой. Для шимпанзе вода, находящаяся в мраморной чаше внутри собора, — просто вода; для католика это нечто совсем иное, «святое». Подобным образом черный цвет — черный для любого шимпанзе, а для вас он может ассоциироваться со смертью или с модой. Поймут ли машины когда-нибудь смысл креста, свастики, демократии? Я сомневаюсь.