Что делать?

– Да что ж вы знаете? Я вам только еще и говорила, что они очень любят друг друга и совершенно счастливы своими отношениями.

– Больше мне и не нужно было ничего знать. Впрочем, это я всегда знал сам.

И разговор перешел к чему-то другому. Конечно, первая мысль Катерины Васильевны была тогда, при первом его вопросе о Кирсановой, что он влюблен в Веру Павловну. Но теперь было слишком видно, что этого вовсе нет. Сколько теперь знала его Катерина Васильевна, она даже думала, что Бьюмонт и не способен быть влюбленным. Любить он может, это так. Но если теперь он любит кого-нибудь, то «меня», думала Катерина Васильевна.

XVI

А впрочем, любили ль они друг друга? Начать хотя с нее. Был один случай, в котором выказалась с ее стороны заботливость о Бьюмонте, но как же и кончился этот случай! Вовсе не так, как следовало бы ожидать поначалу. Бьюмонт заезжал к Полозовым решительно каждый день, иногда надолго, иногда ненадолго, но все-таки каждый день; на этом-то и была основана уверенность Полозова, что он хочет сватать Катерину Васильевну; других оснований для такой надежды не было. Но вот однажды прошел вечер, Бьюмонта нет.

– Вы не знаете, папа, что с ним?

– Не слышал; вероятно, ничего, некогда было, только.

Прошел и этот вечер, Бьюмонт опять не приезжал. На третье утро Катерина Васильевна собралась куда-то ехать.

– Куда ты, Катя?

– Так, папа, по своим делам.

Она поехала к Бьюмонту. Он сидел в пальто с широкими рукавами и читал; поднял глаза от книги, когда отворилась дверь.

– Катерина Васильевна, это вы? очень рад и благодарен вам, – тем самым тоном, каким бы встретил ее отца; впрочем, нет, гораздо приветливее.

– Что с вами, m-г Бьюмонт, что вы так давно не были? вы заставили меня тревожиться за вас и, кроме того, заставили соскучиться.

– Ничего особенного, Катерина Васильевна, как видите, здоров. Да вы не выкушаете чаю? – видите, я пью.

– Пожалуй; да что ж вы столько дней не были?

– Петр, дайте стакан. Вы видите, что здоров; следовательно, пустяки. Вот что: был на заводе с мистером Лотером да, объясняя ему что-то, не остерегся, положил руку на винт, а он повернулся и оцарапал руку сквозь рукав. И нельзя было ни третьего дня, ни вчера надеть сюртука.

– Покажите, иначе я буду тревожиться, что это не царапина, а большое повреждение.

– Да какое же большое (входит Петр со стаканом для Катерины Васильевны), когда я владею обеими руками? А впрочем, извольте (отодвигает рукав до локтя). Петр, выбросьте из этой пепельницы и дайте сигарочницу, она в кабинете на столе. Видите, пустяки: кроме английского пластыря, ничего не понадобилось.

– Да, но все-таки есть опухоль и краснота.

– Вчера было гораздо больше, а к завтрему ничего не будет. (Петр, высыпав пепел и подав сигарочницу, уходит.) Не хотел являться перед вами раненым героем.

– Да написали бы, как же можно?

– Да ведь я тогда думал, что надену сюртук на другой день, то есть третьего дня; а третьего дня думал, что надену вчера, вчера – что ныне. Думал, не стоит тревожить вас.

– Да, а больше встревожили. Это нехорошо, m-r Бьюмонт. А когда вы кончите дело с этою покупкою?

– Да, вероятно, на днях, но все, знаете, проволочка не от нас с мистером Лотером, а от самого общества.

– А что это вы читали?

– Новый роман Теккерея. При таком таланте, и как исписался! оттого, что запас мыслей скуден.

– Я уж читала; действительно… – и так далее. Пожалели о падении Теккерея, поговорили с полчаса о других вещах в том же роде.

– Однако мне пора к Вере Павловне, да когда же вы с ними познакомитесь? очень хорошие люди.

– А вот как-нибудь соберусь, попрошу вас. Очень вам благодарен, что навестили меня. А это ваша лошадь?

– Да, это моя.

– То-то ваш батюшка никогда на ней не ездит. А порядочная лошадь.

– Кажется; я не знаю в них толку.

– Хорошая лошадь, сударь, рублей триста пятьдесят стоит, – сказал кучер.

– А сколько лет?

– Шесть лет, сударь.

– Поедем, Захар; я уселась. До свиданья, m-r Бьюмонт. Ныне приедете?

– Едва ли, нет; завтра, наверное.

XVII

Так ли делаются, такие ли бывают посещения влюбленных девушек? Не говоря уж о том, что ничего подобного никогда не позволит себе благовоспитанная девушка, но если позволит, то, уж конечно, выйдет из этого совсем не то. Если противен нравственности поступок, сделанный Катериною Васильевною, то еще противнее всяким общепринятым понятиям об отношениях между мужчинами и девушками содержание, так сказать, этого безнравственного поступка. Не ясно ли, что Катерина Васильевна и Бьюмонт были не люди, а рыбы, или если люди, то с рыбьею кровью? Совершенно соответствовало этому свиданью и то, как она вообще обращалась с ним, видя его у себя.

– Устала говорить, m-r Бьюмонт, – говорила она, когда он долго засиживался, – оставайтесь с папб, а я уйду к себе, – и уходила.

Он иногда отвечал на это:

– Посидите еще с четверть часа, Катерина Васильевна.

– Пожалуй, – отвечала она в таких случаях; а чаще он отвечал:

– Так до свиданья, Катерина Васильевна.