Что делать?

«Истинность», о которой говорит автор романа в предисловии, — не простое правдоподобие. Особенность романа заключается в том, что «новые люди», составляющие в реальной действительности еще меньшинство, представлены Чернышевским как явление типическое, определяющее тенденцию развития. Положительные идеалы, положительные герои, конечно, не выдуманы писателем. Они выражают «прекрасные» начала реальной действительности. Появление нового — это и есть процесс движения, это и есть самое «интересное» в общественном развитии, это и есть прекрасное в жизни. Новое может стать предметом художественного воплощения, предметом типизации и в том случае, когда оно еще не стало господствующим, основным началом, когда оно еще исключительно. Так в образе Рахметова была убедительно осуществлена типизация исключительного.

Враги романа «Что делать?», бессильные опорочить те идеалы, которые в нем проповедовались, пытались заходить с другого конца и заявлять, что роман-де слаб художественно. Этот прием свидетельствовал и о том, что некоторые критики романа слабо представляли себе ту самую специфику литературы, за которую на словах ратовали. Чернышевский прекрасно понимал, что специфика литературы — это, прежде всего конкретный, единичный, индивидуальный образ, и не только образ определенного героя, но образ в широком значении этого слова. Нечего и говорить, например, о том, какими яркими, сочными и язвительными красками, как живо и наглядно изображена в романе Марья Алексевна, как объемен и многозначен сатирический образ «проницательного читателя», какое огромное интеллектуальное и нравственное обаяние заключено в мастерски воплощенном авторском образе! Заслуживает отдельного разговора идейно-художественная функция юмора в романе; здесь достаточно привести лишь один пример, чтобы показать, какую подлинно художественную силу приобретает юмор под пером Чернышевского.

«— Данилыч, а, видно, жильцы-то наши из важных людей. Приезжали к ним генерал с генеральшею. Генеральша так одета, что и рассказать нельзя, а на генерале две звезды.

Каким образом Петровна видела звезды на Серже, который еще и не имел их, а если б и имел, то, вероятно, не носил бы при поездках на службе Жюли, это вещь изумительная; но что действительно она видела их, что не ошиблась и не хвастала, это не она свидетельствует, это я за нее также ручаюсь: она видела их. Это мы знаем, что на нем их не было; но у него был такой вид, что с точки зрения Петровны нельзя было не увидать на нем двух звезд, — она и увидела их; не шутя я вам говорю: увидела».

Здесь, всего в одном абзаце, скупыми средствами воссоздан не только очень конкретный характер, здесь увиден и воплощен образ мышления, тип миросозерцания, рожденный жизнью. В романе «Что делать?» Чернышевский проявил себя удивительным психологом: в показе эволюции некоторых героев, их духовного роста, развития их идей, в таких эпизодах, как третий сон Веры Павловны (когда ей раскрывается, что она не любит Лопухова), он проявляет себя тонким мастером психологического анализа.

Вместе с тем, говоря о достоинствах романа, нет никакой необходимости приписывать ему те качества, которых в нем нет и которые ему, по его специфике, попросту не нужны. Не надо, например, выискивать черты мелочной «индивидуализации» положительных героев. Черты «новых людей» крупны, монолитны, это черты определенного типа, который «недавно зародился у нас», и нет нужды дробить их на мелкие черточки, преследуя то самое «правдоподобие», которому противостоит вся суть романа — первого русского произведения, заключающего в себе характерные особенности социальной утопии. Задача Чернышевского состояла как раз в том, чтобы подчеркнуть общее в подобных людях; индивидуализация этого типа — прежде всего в воссоздании стиля его жизни и мышления. Надо сказать, что, когда сам автор отдает дань живописанию мелких привычек и отличий героев друг от друга, это нередко воспринимается как нечто необязательное в тех больших масштабах, которыми меряет автор этих героев.