Что делать?

А впрочем, не показывает ли это проницательному сорту читателей (большинству записных литературных людей показывает - ведь оно состоит из проницательнейших господ), не показывает ли это, говорю я, что Кирсанов и Лопухов были люди сухие, без эстетической жилки? Это было еще недавно модным выражением у эстетических литераторов {41} с возвышенными стремлениями: "эстетическая жилка", может быть, и теперь остается модным у них движением не знаю, я давно их не видал. Натурально ли, чтобы молодые люди, если в них есть капля вкуса и хоть маленький кусочек сердца, не поинтересовались вопросом о лице, говоря про девушку? Конечно, это люди без художественного чувства (эстетической жилки). А по мнению других, изучавших натуру человека в кругах, еще более богатых эстетическим чувством, чем компания наших эстетических литераторов, молодые люди в таких случаях непременно потолкуют о женщине даже с самой пластической стороны. Оно так и было, да не теперь, господа; оно и теперь так бывает, да не в той части молодежи, которая одна и называется нынешней молодежью. Это, господа, странная молодежь.

XI

- Что, мой друг, все еще нет места?

- Нет еще, Вера Павловна; но не унывайте, найдется. Каждый день я бываю в двух, в трех семействах. Нельзя же, чтобы не нашлось, наконец, порядочное, в котором можно жить.

- Ах, но если бы вы знали, мой друг, как тяжело, тяжело мне оставаться здесь. Когда мне не представлялось близко возможности избавиться от этого унижения, этой гадости, я насильно держала себя в каком-то мертвом бесчувствии. Но теперь, мой друг, слишком душно в этом гнилом, гадком воздухе.

- Терпение, терпение, Вера Павловна, найдем!

В этом роде были разговоры с неделю. - Вторник:

- Терпение, терпение, Вера Павловна, найдем.

- Друг мой, сколько хлопот вам, сколько потери времени! Чем я вознагражу вас?

- Вы вознаградите меня, мой друг, если не рассердитесь.

Лопухов сказал и смутился. Верочка посмотрела на него - нет, он не то что не договорил, он не думал продолжать, он ждет от нее ответа.

- Да за что же, мой друг, что вы сделали?

Лопухов еще больше смутился и как будто опечалился.

- Что с вами, мой друг?

- Да, вы и не заметили, - он сказал это так грустно, и потом засмеялся так весело. - Ах, боже мой, как я глуп, как я глуп! Простите меня, мой друг!

- Ну, что такое?

- Ничего. Вы уж наградили меня.

- Ах, вот что! Какой же вы чудак! - Ну, хорошо, зовите так.

В четверг было Гамлетовское испытание по Саксону Грамматику. После того на несколько дней Марья Алексевна дает себе некоторый (небольшой) отдых в надзоре.

Суббота. После чаю Марья Алексевна уходит считать белье, принесенное прачкою.

- Мой друг, дело, кажется, устроится.

- Да? - Если так... ах, боже мой... ах, боже мой, скорее! Я, кажется, умру, если это еще продлится. Когда же и как?

- Решится завтра. Почти, почти несомненная надежда.

- Что же, как же?

- Держите себя смирно, мой друг: заметят! Вы чуть не прыгаете от радости. Ведь Марья Алексевна может сейчас войти за чем-нибудь.

- А сам хорош! Вошел, сияет, так что маменька долго смотрела на вас.

- Что ж, я ей сказал, отчего я весел, я заметил, что надобно было ей сказать, я так и сказал: "я нашел отличное место".

- Несносный, несносный! Вы занимаетесь предостережениями мне и до сих пор ничего не сказали. Что же, говорите, наконец.

- Нынче поутру Кирсанов, - вы знаете, мой друг, фамилия моего товарища Кирсанов...

- Знаю, несносный, несносный, знаю! Говорите же скорее, без этих глупостей.

- Сами мешаете, мой друг!

- Ах, боже мой! И все замечания, вместо того чтобы говорить дело. Я не знаю, что я с вами сделала бы - я вас на колени поставлю: здесь нельзя, велю вам стать на колени на вашей квартире, когда вы вернетесь домой, и чтобы ваш Кирсанов смотрел и прислал мне записку, что вы стояли на коленях, - слышите, что я с вами сделаю?

- Хорошо, я буду стоять на коленях. А теперь молчу. Когда исполню наказание, буду прощен, тогда и буду говорить.

- Прощаю, только говорите, несносный.

- Благодарю вас. Вы прощаете, Вера Павловна, когда сами виноваты. Сами все перебивали.

- Вера Павловна? Это что? А ваш друг где же?

- Да, это был выговор, мой друг. Я человек обидчивый и суровый.

- Выговоры? Вы смеете давать мне выговоры? Я не хочу вас слушать.

- Не хотите?

- Конечно, не хочу! Что мне еще слушать? Ведь вы уж все сказали; что дело почти кончено, что завтра оно решится, - видите, мой друг, ведь вы сами еще ничего не знаете нынче. Что же слушать? До свиданья, мой друг!

- Да послушайте, мой друг... Друг мой, послушайте же?

- Не слушаю и ухожу. - Вернулась. - Говорите скорее, не буду перебивать. Ах, боже мой, если б вы знали, как вы меня обрадовали! Дайте вашу руку. Видите, как крепко, крепко жму.

- А слезы на глазах зачем?

- Благодарю вас, благодарю вас.