Что было, то было (повести, рассказы)

Шли дни, недели, месяцы первого военного года. И хотя далеко было от «Авроры», от этого рядового колхоза, до любого фронта — на юг, на запад или на север, но жил он не обычной жизнью. Ничего в ней и похожего не было на недавнее мирное время. Вникнуть ли в колхозные дела, всмотреться ли в лица людей, заглянуть ли в душу им — все было освещено тревожными, грозными сполохами большого бедствия, постигшего родную страну.

Не могли миновать эти тревоги и тесную избушку, в которой жили Ольга и Ирина. Зверствовал враг на опаленной советской земле, измывался над женщинами, над детьми — и здесь негодовали два женских сердца. Пленили гитлеровцы новые города — росла, нагнеталась печаль в маленькой зимовке.

Горе сдружило их. Одна ждала весть о муже, не всегда веря, что весть эта будет доброй. Другой же некого было ждать — все были потеряны, все было оплакано. И той, которой нечего и некого было ждать, казалось, проще было жить. Ирина знала — ничем не поможешь своему горю, никакими слезами не вернешь ни мужа, ни дочь. Ольгины же думы до исступления бились над одним и тем же — как найти Василия, как дать знать ему, где она с сынишкой? Верила — ведь и он тоже тревожится за них, затерявшихся в страшном водовороте.

В первые же дни своего житья в колхозе «Аврора», у родителей Иры, Ольга написала Даше Егоровой по ее уральскому адресу. Рассказала о себе, умоляла ее сообщить, нет ли вестей от Алексея, не знает ли что о Василии. Баюкала в зыбке Сашеньку и под скрип очепа гадала — что-то она ответит? Минула неделя. Почата была вторая — день за днем, — молчала Даша. И когда уж потеряла было надежду получить весть с Урала, посчитала неживой свою соседку по квартире на границе, пришло от нее письмо. Оказывается, Даша долго была у больной матери в деревне. Не прибавило письмо Ольге веселья. Ничего-то нового. Только и узнала — жива Даша. А где ее Алексей, что с ним — не ведала она. И еще узнала: потеряла Даша в дороге мать начальника заставы с внучкой, с Наташей.

После этого Ольга и Даша слали запросы в управление погранвойск, в Наркомат обороны — и ничего утешительного.

Если б Саша сколько-нибудь понимал в печальных песнях матери над его зыбкой, в тихих, грустных беседах ее наедине с ним, узнал бы, как бессильна она была унять свою тоску. Забывалась лишь на работе, на людях. Но ведь и у них тоже не всегда было весело на душе. А тут еще страшная весть.

Вбежала как-то Ирина взволнованная, заплаканная. Голос срывается:

— Думано ли?! Первая похоронная — и о ком?

Ольга даже вскрикнула:

— О ком?!

— О нашем Славке!

— Да как же?!

— Пал смертью храбрых… Такой-то… трусом бы!.. Славка ты, Славка… — причитала Ирина. — Красивый наш Славка… Что же, Ольга, будет-то? Такие ребята гибнут! Ведь никогда уж не воротится. Не увидим ни через какие годы. А может, большим, полезным человеком стал бы потом… Мать, кажись, не перенесет. Один сын-то. Еще три девки. Бедная тетка Наталья! Ой… всем больно! Всей родне… Такой молодой!..

Ольгу ошеломило это известие, за живое задели слова Ирины. Плакала и вспоминала:

— Помнишь, Ира, тогда на станции… на Всполье? От себя оторвал, а нас, бедолаг, выручил. Портянки свои новенькие… Надо же! Сказал еще… Я его близко не видела, а сразу поняла — хороший он… Сказал — с уговором, чтоб крестным… Так и не привелось повидать своего крестника… Душевный, добрый был.

Ирина всхлипнула:

— Был и — нет. Нет больше Славки…

Ольга молча примерила это горе к себе и вслух сказала:

— Вот и задумаешься, что выбрать: узнать ли сразу, где твой родной человек, что с ним, или уж лучше жить, не ведая ничего, пока война идет. Каково будет, если вдруг сникнут все надежды, будто трава подкошенная?

Ирина подтвердила:

— Уж лучше так, Ольга. Не знать. Веровать.

* * *

Колхоз «Аврора» был небольшой — из трех деревень. И даже в это трудное время, когда дома почти не осталось мужчин и со всеми работами управлялись женщины, дела в нем шли хорошо. О колхозе часто появлялось доброе слово в районной газете. В различных сводках — шла ли речь об уборке урожая, о надоях молока, о поставках государству — он неизменно стоял на виду, в числе передовых. Люди его быстро, душою поняли все заботы и тревоги военной страды.

Председательствовал Евдоким Никитич чуть ли не с самой организации колхоза. Старик он был упрямый, умел настоять на своем, когда твердо знал, что правда на его стороне. И не только перед колхозниками, но и перед районным начальством. Его уважали, к его слову прислушивались. Опыт у него был богатый. Евдоким Никитич не зазнавался, умел выслушать полезный совет других. Даже Ольгу, которая в деревенских делах не очень-то разбиралась, он признавал своим советчиком.