Уилл знал, какого мнения о нем брат. Это было ясно с той ужасной новогодней вечеринки, когда он напился до чертиков, перестал что-либо соображать и подбил клинья к одной из своих студенток. Что ж, у Мэтта было полное право его презирать, но больше всего Уилл опасался разочаровать Дженни. Да, конечно, они окончательно расстались, он это понимал, но после стольких лет, что она на него убила, она заслужила хотя бы элементарной чуткости. Он ожидал, что она придет в ярость, и вполне обоснованно. Это он впустил в дом незнакомого человека, это он думал только о своих потребностях, это он продал безопасность своей дочери за пятьсот долларов, которыми владел всего мгновение. Откупные испарились в его жадных руках, рассеялись как дым, ничего не оставив после себя, кроме пепла.
Уилл посмотрел на Дженни и впервые не стал ничего от нее скрывать. Они так долго прожили вместе, что он был должен ей хотя бы одну-единственную минуту честности.
— Детка, — сказал он, сгибаясь под гнетом бесчисленных проступков. Он стоял под лавровой изгородью в мокрых носках, смотрел на свое отражение в стеклянной раме и казался сам себе утопающим, которому не за что ухватиться, кроме как за последнюю соломинку правды. — Я совершил ошибку.
— Я тебя отлично понимаю, — отозвалась Дженни. — Я тоже ошиблась.
Исцеление
1
Стелла прожила на одном месте тринадцать лет, а тут за короткий срок ее заставляли переезжать во второй раз. Все согласились, что так будет лучше всего; модель домика украдена, страхи возобновились, поэтому было решено, что Стелла должна покинуть Кейк-хаус. Но куда ей деться? Один вариант — уехать к кузине Эйвери в Нью-Йорк, другой — пансионат в Род-Айленде или Коннектикуте. Но Стелла отказалась уезжать из Массачусетса. Она не собиралась поступать в третью школу за один учебный год. Каковы бы ни были обстоятельства, она планировала закончить девятый класс в школе Юнити. Будь там потоп или голод, реальная опасность или обычное родительское волнение, она заявила, что не тронется с места. Впервые в жизни она училась на одни пятерки; ей нравилось посещать клинику и дом престарелых вместе с доктором Стюартом. К тому же у нее были личные причины. Что станет делать без нее Хэп? Если Стелла уедет из города, то за кем будет ходить хвостом Джимми Эллиот, в чьи окна он будет швырять гальку поздними вечерами, когда наступает тьма и затягивают свою последнюю песню желтые древесницы?
— Я никому не доставлю хлопот, — обещала Стелла. — Буду тихой, как мышка, — клялась она.
Семья Спарроу мало к кому могла обратиться в городе; если люди полагают, что лучшие соседи — это те, кто с тобой не разговаривает, то в трудную минуту им почти некого позвать на помощь. Но Лиза Халл, добрая душа, не подвела. Когда Дженни позвонила ей и спросила, нельзя ли Стелле пожить у нее, Лиза ни секунды не раздумывала. Не прошло и нескольких часов, как Стелла уже устроилась с удобствами в гостевой комнате над чайной. Пахло ванилью, мыльной водой, чаем «Ассам». Совершенно отдельная комната с замком на двери и видом на платановые деревья. Если это и была благотворительность, то Стелле она пришлась по душе.
Лиза даже не задавала вопросов, просто застелила кровать свежими простынями и научила Стеллу регулировать кран в ванной, из которого почему-то всегда текла или чересчур горячая, или чересчур холодная вода. Вещей у Стеллы было немного — один рюкзачок да легкая сумка, — тем не менее ей предоставили в полное распоряжение старый дубовый комод, принадлежавший в прошлом Лизиной бабушке, той самой, которая еще девчонкой записала лучшие рецепты Элизабет Спарроу.
— Я очень рада, что ты у меня поселилась, — объявила Лиза Стелле.
Она обняла девочку, и, хотя Стелла не была любительницей такого проявления нежностей, в Лизе ей все нравилось. Что касается чайной, то жизнь здесь была очень приятной, если не считать утра, когда, начиная с семи часов, посетители прибывали один за другим, так что Стелле уже было не уснуть, даже с натянутым на голову одеялом. Да и как тут уснуть, если то тарелки зазвенят, то вода зашумит в трубах, когда включают посудомоечную машину. Скорее всего, поспать подольше ей не удалось бы в любом случае из-за надоедливых желтых древесниц, поднимавших трескотню в кустах сирени за окном, причем самые храбрые мостились на подоконнике и стучали клювиками в стекло — чайная привлекала их надеждой получить крошки или корочки.
Приближались долгожданные выходные, на которые у Стеллы и Джулиет Эронсон были особые планы. Правда, Стелла не посвятила в них свою мать, никогда не одобрявшую Джулиет. И то верно, Джулиет умела удивлять; она была особенная и не имела ни малейшего желания сливаться с толпой. В последний раз, к примеру, когда они разговаривали, Стелла призналась подруге, что не знает, к кому именно из здешних парней сердечно расположена. К чему прислушиваться — к разуму, сердцу или разгоряченному биению пульса?
— Воткни в свечку булавку и зажги фитилек, — посоветовала Джулиет. — Когда воск догорит до булавки, в дверь войдет твоя истинная любовь.
Стелла расхохоталась: