Чрезвычайные обстоятельства

Придя на работу, Скляренко сел за стол в своем узком пенальчике, пахнущем сапогами и какой-то химической хреновиной, вытянул ноги – надо было прочитать, что там наговорил Абдуль-Вахид. Через десять минут в дверь раздался стук. Скляренко недовольно поморщился – опять мешают.

– Войдите!

Вошел незнакомый полковник с властными движениями. Строгим хозяйским оком окинул скромное служебное помещение:

– Однако у вас тут не очень!

Скляренко поднялся из-за стола.

– Слушаю, товарищ полковник!

– Не очень, тут у вас, говорю, – повторил вошедший.

Полковник был незнаком, Скляренко раньше его не встречал. «Может быть, новый хозяйственник? Судя по фельдфебельской строгости, явно хозяйственник. Не дай Бог, у такого пропадет кусок мыла – заездит, затопчет ногами, отдаст под суд! И не дай Бог быть званием ниже его!» – последнее было существенно для подполковника Скляренко.

– Моя фамилия – Каюмов, – сказал полковник, и Скляренко на этот раз засек в речи полковника азиатский акцент, который состоит из своих особых красок и отличается и от кавказского, и от якутского, и от коми-пермяцкого, и от волжского – слова рождаются мягкие, округлые, с протяжными «и» и «е», и обрубленными, без заусенцев, словно бы напильником обработанными твердыми звуками: не за что зацепиться, все мягкое.

И лицо у полковника было азиатским – плоское, гладкое, с непропорционально мелкими деталями – нос детский, кнопочкой, бровки – короткие, гладкие, редкие, рот небольшой, овальный, с круглыми, будто вырезанными из телевизионного шнура губами.

– Простите, товарищ полковник, вы из Бурятии? – не удержавшись, спросил Скляренко.

– Я? – удивился полковник. – С чего вы взяли? Чистокровный узбек из города Ташкента!

– Извините, товарищ полковник, – Скляренко виновато вытянулся – не мог понять, почему он не сдержался? И с чем к нему пожаловал этот властный, с резкими манерами «чистокровный узбек из города Ташкента»? Возраст – неопределенный, у людей его конституции вообще нет возраста, они живут вне времени, вне эпохи, иногда вне пола – одинаково выглядят и в тридцать лет, и в восемьдесят, сказать почти ничего не сказал – ни по речи, ни по жестам не понять, кто это?

– Вы под каким знаком родились? – спросил полковник. У Скляренко сделалось легче на сердце.

– Девы!

– Вам просил кланяться Сергей Сергеевич.

– Садитесь, товарищ полковник, – Скляренко вышел из-за стола, движения его сделались поспешными, приветливыми, словно бы в опостылевшей мути будней замаячил золотой лучик. Он почти обрадовался этому плотному низкорослому полковнику с байскими манерами властолюбивого генерала.

– Спасибо, – полковник не привык суетиться: «служенье муз не терпит суеты»… – Вечер не занимайте! – приказным тоном произнес он.

– Хорошо.

– Вечером посидим в компании с хорошим коньяком, все обсудим.

– Простите, товарищ полковник… Ваше имя-отчество?

– Якуб Тимурович! Для одних – сложно, для других – нет.

– Якуб – по-английски Якоб. Английское имя! – сказал Скляренко.

Полковник улыбнулся и покинул комнату.

Вечером Скляренко узнал, что на юге Афганистана десантная бригада взяла трофей – двести килограммов белого порошка. Производство прежнее – пакистанское, качество – то же.

– Платят за этот порошок, дорогой Эдуард Максович, высшую ставку, – сказал Каюмов.

– Максимович!

– Извините, Эдуард Максович, – поправлять полковника было бесполезно. Он разлил коньяк в стаканы, спросил: – Другой посуды нет?

– Нет, Якуб Тимурович.

– Ладно, зарисуем вот тут, – Каюмов покрутил пальцем у виска, словно бы намотав что-то на изящный тонкий ноготь, – в следующий заход привезем что-нибудь достойное русского офицера.

– Простите, Якуб Тимурович, десантники знают, что они взяли?

– И да, и нет.

– А то тут ко мне приходил один герой, интересовался, куда подевали его добычу?

– Героя, как вы и просили, считай, уже нет в Афганистане. Перевели! – полковник махнул рукой, показывая вдаль и в потолок. – Туда! Далеко, далеко, где кочуют туманы. Вы иногда ведь занимаетесь оформлением документов?

– Иногда случается, – коротко ответил Скляренко, вспомнив сопроводительную бумагу, которую он сделал, – прошла за милую душу, без запинки, – до сих пор он видит теплые доверчивые глаза старого таможенника, проверявшего его.

– Вот и хорошо, – Каюмов удовлетворенно наклонил голову. – «Дух отлетел, остались голые стены», как сказал один писатель. Заботы разделим – я доставляю сюда груз, вы беретесь выправить документы на убитого сержанта… скажем, Усачева Николая Семеновича, или Парамонова Илью Ивановича, ефрейтора из ВД… С «черным тюльпаном» груз уйдет в Ташкент.

– А причем тут убитые? Усачев или этот… Парамонов? – у Скляренко что-то не сходились концы с концами, нашлепка усов непонимающе дернулась.