Чревовещатель

— Разве я виновата, что я хорошенькая и что мужчины это замечают? Вы должны быть этим довольны, муженек, ведь если меня любят, так это значит, что я любезна…

— Очень любезны со всеми этими франтами, которых вы завлекаете в мой дом своими улыбками и нежными взглядами!

— Не могу же я отвечать на их вежливость грубостью!

— Они за вами ухаживают, и вы им подаете надежду!

— Если и так, то ведь это мне ничего не стоит, а им приятно… Но какое вам вообще до этого дело?

— Какое мне дело? Большое дело!..

— Это потому, что вы человек недалекий и полный предрассудков. То, чего вы так сильно страшитесь, часто случается и с людьми получше вас, и от этого им не бывает хуже.

— Быть может и так, но мне это не нравится и это со мной не случается!..

— Вы думаете?

— Я в этом уверен…

— Многие мужья говорили то же самое, однако же с ними это случалось… Да и как помешать тому, что захочет женщина?

— Вы будете постоянно со мной!

— Посмотрим!..

— Я буду за вами наблюдать день и ночь!

— Этим вы не возьмете.

— Дура!

— Тиран!

— Я вас запру!..

— Я выскочу в окно!

— Тюрьма, в которую я вас посажу, без окон!

— Желала бы я посмотреть, как вы это сделаете!

— Ну так вот же вам! — С этими словами Сиди-Коко запрятал куклу в один из широких карманов своих брюк.

Здесь сцена стала чрезвычайно комичной и вслед затем почти ужасной. Зрители видели метавшуюся во все стороны маленькую фигурку. Слышно было, как она жаловалась, умоляла, потом начала ругаться.

— Замолчите, бесстыдница! — сказал чревовещатель. — Замолчите, или я оторву вам голову!

Кукла продолжала свое, и Сиди-Коко стал приводить в исполнение свою угрозу. Тогда из его кармана понеслись пронзительные крики:

— Караул! Режут!

Эти крики мало-помалу перешли в хрип. Затем кукла издала последний глухой звук, и все смолкло. Унтер-офицер наклонился к своему подчиненному и тихо сказал:

— У меня мурашки бегут по телу. Бедная Мариетта, должно быть, точно так же кричала и хрипела прошлой ночью, когда этот негодяй ее резал, а теперь он устраивает этот фарс! Честное слово, дьявол, а не человек!..

— Вы правы, капрал, — ответил жандарм.

Чтобы утешить и развеселить зрителей, Сиди-Коко вынул из кармана куклу, находившуюся в бесчувственном состоянии и с повисшей головой, пощупал у нее пульс и стал приводить ее в чувство. В конце концов он даровал ей прощение, к большому удовольствию присутствовавших женщин, которые, думая о своих мужьях, говорили самим себе: «Верно! Они все такие!»

Успех чревовещателя был полным. Когда он сходил со сцены, ему громко рукоплескали, он вернулся и раскланялся с публикой, которая стала аплодировать еще сильнее.

«Недолго тебе праздновать, злодей! — подумал унтер-офицер. — Что сказали бы все эти ослы, если бы я им сейчас сообщил, что этому фокуснику скоро отрубят голову?»

Не дожидаясь конца представления, жандармы оставили свои места и расположились по обе стороны от отверстия, через которое артисты покидали балаган. Минуты через три или четыре из этой двери вышел мужчина. Унтер-офицер загородил ему дорогу.

— Что вам от меня нужно? — воскликнул изумленный мужчина.

— Вы тот, кого называют Сиди-Коко? — спросил жандарм.

— Я самый.

— В таком случае предупреждаю вас, что всякое сопротивление с вашей стороны будет бесполезно. Я арестую вас именем закона!

XX

Услышав эти страшные слова, Сиди-Коко отскочил назад и, казалось, приготовился защищаться. Другой жандарм быстро взял его за плечо, между тем как унтер-офицер схватил его за руки. Но чревовещатель успел оправиться.

— Я не собираюсь бежать, — сказал он. — Вы понимаете, меня это ужасно удивило… Да к тому же темно… Я вас принял за злоумышленников. Теперь я вижу, что вы жандармы. Но я не сделал ничего дурного!

— Может быть… это нас не касается… Вы об этом поговорите со следственным судьей.

— С каким следственным судьей?

— С тем, конечно, который подписал приказ о вашем задержании.

— У вас есть приказ о моем задержании?

— Разумеется. Если вы хотите, я вам его покажу…

— В чем меня обвиняют?..

— Вам это лучше знать. Мне об этом ничего не известно.

— Куда вы меня отправите?

— В Рошвиль.

— В Рошвиль, — пробормотал чревовещатель дрожащим голосом и затем прибавил себе под нос: — Этого-то я и боялся… Тот рассказал!..

Унтер-офицер запомнил эти слова, сходные с признаниями, какие иногда вырываются у преступников в минуту смятения.

— В путь! — скомандовал он. — Никто не видел, как мы вас взяли. Чем меньше шума, тем лучше…

— Я готов за вами следовать. Каковы бы ни были подозрения, которые тяготеют надо мной, мне не составит труда доказать судье свою невиновность.

— Тем лучше для вас!

— Но я не могу предстать перед судьей в этом шутовском костюме. Позвольте мне переодеться.

— А далеко ли нужно идти?

— В двух шагах отсюда повозка, где я сплю и где находятся мои вещи. Не подумайте, что я хочу убежать… Ведь меня все равно поймают! Да вы и не оставите меня одного…

— Но, — заметил унтер-офицер, — у повозки мы встретим ваших товарищей, и тогда о вашем аресте всем станет известно.