Чревовещатель

«чудесные упражнения несравненного Сиди-Коко, называемого Зуавом, показывающего штуки наподобие того человека с куклой в Пале-Рояле, на которого стекался посмотреть весь Париж».

XIX

В ту минуту, когда унтер-офицер со своими подчиненными вступали на площадь, музыка смолкала, а музыканты исчезали поочередно за занавесом, чтобы аккомпанировать представлению, между тем как клоун визгливым голосом зазывал публику с эстрады:

— Милостивые господа! Сейчас начнется! Не упустите случай! Спешите посмотреть на то, чего вы никогда не видели и больше не увидите, потому что выставка чудес оставит вашу общину через три дня, а несравненный Сиди-Коко в скором времени уедет из Франции, из прекрасной Франции, в далекую, холодную страну — в Россию, где бояре осыпят его рублями! Пожалуйте, пожалуйте, честные господа!

Унтер-офицер толкнул своего спутника и тихонько сказал ему:

— Я думал, что чревовещатель удрал, но, похоже, ошибся. Мы не зря сюда приехали!

Жители Сент-Авита хоть и откликались на зазывания клоуна, однако в малом числе. Вероятно, большая часть населения берегла денежки на следующий день, воскресенье, на который приходился храмовый праздник, а в этот праздник любые издержки считались позволительными.

Унтер-офицер вошел вслед за другими по лестнице в сопровождении своего верного спутника. Он собрался было положить двадцать сантимов перед толстой женщиной, как она вдруг воскликнула:

— Кого я вижу? Боже мой! Да это же милый рошвильский капрал собственной персоной! Так я и взяла с вас деньги, капрал! Войдите, войдите, господа!.. Для вас представление бесплатно, вы оказываете выставке чудес большую честь своим посещением.

— Однако, — начал унтер-офицер, — так как мы здесь не при исполнении своих обязанностей, мне кажется, что…

— Нет-нет!.. Капрал, вам неправильно кажется! — перебила его толстушка. — Чтобы я брала деньги с жандармов!.. Да никогда в жизни! Я обожаю жандармов! Все они — душки, прелесть! В прошлом году, в Сен-Бриене, мне сильно понравился один жандарм. Ах, какой он был красавец! Даже мой благоверный супруг, Жером Трабукос, ревновал меня к нему, как тигр, хотя между нами ничего такого не было… Войдите, господа, войдите, и если после спектакля вы не побрезгуете выпить рюмочку старого коньяку, то мы с Жеромом к вашим услугам…

Такая настойчивость и уважение к военному мундиру восторжествовали над сомнениями унтер-офицера. Он положил обратно в карман свои двадцать сантимов, прошел в балаган вместе со своим подчиненным и сел позади нескольких дюжин зрителей, вошедших раньше. Появление этих двух представителей власти не произвело на присутствовавших никакого впечатления.

Мы не будем описывать всевозможные упражнения и фокусы, а остановимся на последней части представления, когда на сцену должен был выйти чревовещатель. Наконец, громкая музыка возвестила о его появлении. Сиди-Коко любезно раскланялся перед публикой, которая встретила его бурными аплодисментами. Унтер-офицер наклонился к своему товарищу и шепнул ему на ухо:

— Право, у этого мошенника приятная наружность.

— Действительно, — согласился жандарм.

— Тем не менее если он и кажется спокойным, подобно честному человеку, которому не в чем себя упрекнуть, то это потому, что он умеет скрывать угрызения совести.

Сиди-Коко, которого маленькая Жервеза назвала красивым мужчиной, был действительно красивым молодым человеком двадцати семи или двадцати восьми лет. Черные глаза, блестящие и кроткие, озаряли его смуглое лицо с правильными чертами. Длинные и густые усы, тонкие на концах, осеняли его губы и делали его похожим на военного. Из-под белого парика, по рассеянности слишком сильно сдвинутого назад, виднелись иссиня-черные волосы, остриженные под гребенку.

Костюм чревовещателя состоял из короткого камзола, покрытого золоченой тесьмой и шнурами, шотландского пояса ярких цветов, белых, чрезвычайно широких брюк и треугольной шляпы с огромным красным пером. Сиди-Коко держал в левой руке маленькую куклу в шелковом платье, так же хорошо одетую, по словам Жервезы, как и Леонтина, племянница господина Домера… Он подошел к рампе, снова раскланялся и заговорил:

— Милостивые государыни и государи, имею честь объявить вам, что я исполню в вашем присутствии представление чревовещателя, благодаря которому я заслужил похвалы самых просвещенных знатоков в городах Франции и всей Европы… Я питаю льстивую надежду, что вы не откажете мне в поощрениях…

Пока публика аплодирует вторично, сделаем маленькое отступление. Чревовещание, ныне совершенно вышедшее из моды, в прежнее время пользовалось огромной славой, и даже ученые много рассуждали об этом предмете. Аббат Лашапель, парижский королевский цензор, первым пролил некоторый свет на этот вопрос, более сложный, нежели многие полагают.