Чочара

Я так и остолбенела; горько мне стало: в былое время Розетта ни за что бы так не поступила, не уехала бы, не предупредив меня, да еще с таким человеком, как Клориндо. Будто не веря Кончетте, я продолжала настаивать:

— И ничего она тебя не просила передать?

— Нет, только сказала, чтоб я тебя предупредила. Дочь у тебя хорошая, не хотела тебя будить, а потом, знаешь сама, молодость, возраст подошел, а Клориндо ей нравится, вот ей и хочется с ним одной побыть. Подходит время, когда мы, матери, детям только помеха. И мои сыновья то и дело удирают из дому к своим девушкам. Ведь Клориндо красивый парень, они с Розеттой хорошая пара.

Тут я не удержалась и выпалила:

— Не случись кое-чего, она б на этого Клориндо и глазом не повела.

Сказала я это и сразу же раскаялась, не надо было говорить, но теперь было уж поздно: эта ведьма Кончетта на меня наскочила и стала засыпать расспросами:

— А что случилось? Меня, по правде сказать, тоже удивило, что Розетта отправилась с ним так просто, не очень задумавшись, но я, знаешь, внимания не обратила, теперь вся молодежь такая. Ты мне лучше скажи, что у вас случилось?

Сама не знаю почему, может, оттого, что меня разозлил поступок Розетты, может, просто чтобы излить свою досаду хоть на Кончетту, я не удержалась и все ей начистоту выложила: сказала о церкви, о солдатах и о том, что они сделали с Розеттой и со мной. Кончетта теперь мешала похлебку и, не переставая мешать, приговаривала:

— Бедняжка, бедняжка, бедная девочка, бедная Розетта, как мне ее жаль! — Затем она села и, когда я кончила свой рассказ, заявила: — Однако знаешь, ничего не поделаешь, это война, а те солдаты, в конце концов, тоже молодые ребята, дочка у тебя молодая, красивая, вот они и не удержались от соблазна. Знаешь…

Но закончить она уж не смогла, я вдруг вскочила и, схватив нож, закричала:

— Ты понимаешь, что говоришь? Тебе невдомек, как тяжело все это было для Розетты. Ты сама дрянная потаскуха, и мать твоя тоже потаскуха, вот ты и хочешь, чтобы все женщины были под стать тебе. Попробуй хоть слово еще сказать про Розетту, и я тебя на месте прикончу, вот клянусь Богом.

Увидев меня в такой ярости, она отскочила назад и потом, скрестив руки на груди, сказала:

— Господи Иисусе, чего это ты так взбеленилась? Что я тебе такого сказала? Война войной, а молодость остается молодостью, и солдаты ведь тоже молодые ребята. Ты только не злись. Клориндо теперь сам позаботится о Розетте, а покуда он о ней будет заботиться, ни в чем у нее недостатка не будет. Вот увидишь, он торгует на черном рынке, и все у него есть: еда, одежда, чулки, туфли. Будь покойна, с ним Розетте нечего опасаться.

Словом, поняла я, что с ней разговаривать — значит лишь попусту время терять, и, положив нож на место, поела немного похлебки, не сказав больше ни слова. Но мне в этот вечер еда казалась отравой; у меня из головы все не шла Розетта — какой она была прежде и что с ней теперь сталось. Ведь Розетта убежала с Клориндо, как настоящая потаскуха, которая отдается первому встречному, она уехала, даже не предупредив меня, и, может статься, не захочет уж больше жить вместе со мной. Ужин закончился в полном молчании; а потом я ушла в сарай и кинулась на кровать, но уснуть не могла и лежала с широко открытыми глазами, напряженно вслушиваясь в тишину и вся будто оцепенев от гнева.