— Какой идиот это написал? — Она смяла листок и засунула его в сумку. — Давай пока забудем о сложных словах.
— Какая жалость! У меня только начало получаться.
Она подозрительно взглянула на Мака. Его лицо казалось абсолютно безмятежным, однако в глазах мелькало что-то плутоватое. Каким-то образом он разобрался в этом упражнении и решил позабавиться.
— Чего мы добиваемся, Роб, — пояснила она, не глядя на него, — это дать возможность ученикам на каждом занятии и читать, и писать. — И обратилась к Маку: — Ну, ты хочешь что-нибудь сейчас написать?
— Что, например? — Он продолжал держаться развязно, но она заметила встревоженность в его расширенных зрачках. Она смягчилась. Мак был высоким, широкоплечим мужчиной, лет тридцати пяти или около того, и она старалась не забывать, что они беседуют не в непринужденной обстановке за кружечкой пива. Вероятно, он чувствовал себя здесь очень уязвленно, и было понятно, что присутствие прекрасно образованного Роба не помогает делу.
— Знаешь, давай-ка мы оставим тебя ненадолго и посмотрим, что у тебя получится. Ты можешь, например, написать о себе, или о своей работе, или попытаться написать письмо другу. На твое усмотрение. Не пиши слишком много, перед уходом я проверю, что у тебя получилось.
Он склонил голову, давая понять, что согласен, но было очевидно, что ни малейшей радости задание ему не доставляет.
Джулия встала и жестом пригласила Роба следовать за ней. Она уверенной походкой проследовала по коридору и, увидев, что Вивьен уже нет в кухне, вошла туда. Собрав всю волю в кулак, она повернулась к Робу и попыталась обратиться к нему, будто он был заурядным существом. Стоять прямо перед ним было непросто: в нем было, должно быть, около шести футов и двух или трех дюймов[3], и, хотя она вся вытянулась, он все равно смотрел поверх ее макушки.
— Мак занимается всего вторую неделю, и мы пока только привыкаем друг к другу, — официальным тоном пояснила она. — Он очень нервничает, но старается это скрыть. Иногда тебе придется вспоминать о том, что для преподавателя умение слушать так же важно, как и умение говорить.
— Ладно. — Роб облокотился на кухонный шкафчик, изучая Джулию с ног до головы. Она попыталась убедить себя в том, что в этот момент смогла бы соперничать краской с помидорами, и продолжала смотреть на него с высоко задранной головой.
Божественная бровь Роба изогнулась, пока он изучал находящийся перед ним объект. — Я не мог видеть тебя где-нибудь раньше?
Она озадачилась. Это был странный вопрос. Как он мог видеть ее, если она не видела его?
— Я… нет, наверняка нет.
— А я думаю, что видел. В баре Союза. Или в «Руках Короля»? Ты бываешь там?
— Да, могла быть, — согласилась она.
— Ага. — Его лицо просветлело. — Значит, ты тоже учишься, да?
— Уже нет. Должно быть, это была вечеринка в честь окончания нашего курса. Я закончила в прошлом году. Да, и упреждая твой вопрос, скажу сразу: я
— Я не собирался этого спрашивать.
— Да ну?! Значит, подумал.
Его язык на секунду уперся в щеку, словно он не знал, что сказать. Ей захотелось незаметно дать себе подзатыльник. Почему она ему нагрубила? Все потому, что он слишком нравится ей, и совершенно очевидно, что он слишком юн и слишком прекрасен, чтобы взглянуть на нее больше одного раза. Тем более что, несмотря на вымытую голову сегодня утром, ветер и дождь по пути в центр придали ее прическе форму совершенного параллелограмма.
— Ну, так чем ты занимаешься теперь? — осмелился он задать вопрос.
— Ничем, — бросила она.
— Ну ладно. — Он скрестил руки. — Так что, нам лучше стоит поговорить о погоде?
— Почему ты решил заняться преподаванием здесь? — в свою очередь, спросила она. — Вряд ли от проводимых тобой исследований остается много свободного времени.
— Так-то оно так, но я почувствовал, что окончательно отрываюсь от реального мира. Так легко уйти во все это с головой. Ты же понимаешь, как это: библиотеки, студенческие столовые, университетские бары. А некоторые молодые студенты просто действуют мне на нервы. По-моему, они вообще не сознают, что реально происходит в мире.
— В отличие от тебя, — ехидно заметила Джулия.
— А ты, конечно, в этом сомневаешься, — парировал он, вскинув брови.
— По крайней мере я повидала мир и сама зарабатывала себе на жизнь. По крайней мере я не поступала в Университет, думая, что это Богом данная мне привилегия.
— Хм-м…
— И, может быть, я не делаю сейчас ничего выдающегося, однако я не стала поступать в магистратуру только из-за того, что побоялась взглянуть в лицо действительности.
— Я вижу.