Покинув Финдхорн, проезжаем вдоль забора бывшей военно-воздушной базы «Кинлосс». Когда мне было лет девять, мы с родителями приехали в эти места отдыхать, и отец, полагая, что мне будет интересно, поставил меня у этого забора, в считаных метрах от взлетно-посадочной полосы, когда взлетал «Шеклтон». «Шеклтон» был морским патрульным самолетом авиакомпании «Эйр Саут-Уэст», переделанный из старого бомбардировщика «Ланкастер» времен Второй мировой войны, с четырьмя оглушительно грохочущими винтовыми двигателями. Когда он пронесся в двадцати футах надо мной, я чуть не обделался.
Признавшись, какого страху нагнал на меня этот эксперимент, я заподозрил неладное, потому что папа лишь улыбнулся. Но в тот же вечер он реабилитировался: договорился, чтобы меня прокатили на катере воднолыжной станции. Кто-то из экипажа «Шеклтона», летавший на нем много позже положенного срока списания, метко охарактеризовал его не как самолет, а как тридцать тысяч заклепок в плотном строю. Таких старых самолетов здесь больше нет, но по пути обратно в Форрес мы видим в небе кое-что не менее впечатляющее: огромные широкие колышущиеся стаи птиц – вероятно, гусей, но с такого расстояния определить не могу, – заполонившие небо над далекими лесами и дюнами.
Дорога A940/939, ведущая на юг от Форреса, в основном совпадает со старой военной дорогой, и это одно удовольствие: прекрасная лента асфальта вьется среди сосен, которые держатся корнями за песчаную почву, вверх по лесистым холмам, в сторону открытой пустоши у Лохиндорба (Lochindorb), потом вновь ныряет в лес и продолжается в тени останков старой, ныне разобранной железной дороги. Представляю, каким захватывающим был железнодорожный маршрут. Даже голый костяк этой ветки производит впечатление. В наше время здешние мосты, виадуки, въезды в туннели принято щедро украшать крупными архитектурными детялями в шотланском баронском стиле и увенчивать зубчатыми парапетами. Пусть в такой отделке есть некое функциональное излишество, я не возражаю: выглядит превосходно, и дорога, сама по себе маленький шедевр, получает достойное обрамление.
– Вот в чем причина, – изрекает с заднего сиденья Дейв, когда мы проезжаем вблизи Лохиндорба.
– Что еще за причина?
– Эта часть Шотландии нравится мне не так, как западная.
Мы с Джимом переглядываемся. Джим пожимает плечами:
– Не из-за того же, что здесь слишком много дистиллерий?
– Здесь не хватает воды, – с нажимом произносит Маккартни.
Я теряюсь.
– Для чего? Для разбавления виски?
– Да нет же, – говорит Дейв. – Здесь не хватает лохов.
– Не хватает лохов?
– Ну да. Холмы, речки – это все хорошо, но побережье слишком ровное и лохов почти нет.
– Ты о каких? О морских заливах или о внутренних озерах?
– И о тех, и о других.
– А ведь он прав, – говорит Джим. – На этой лесистой косе явно не хватает водных просторов.
– Да и горы не помешали бы, – продолжает Дейв, увлекаясь затронутой темой. – Настоящие, скалистые.
Кошусь на Джима:
– Господи, на него не угодишь.
– У Маккартни чрезвычайно жесткие географические требования.
– А больше тебе ничего не требуется? – спрашиваю я. – Архипелаги, перешейки? Вулканы?
– Не. Мне бы только лохи да горы.
– Положись на нас, Дейв, – говорит Джим.
– Это правильно. Посмотрим, что можно для тебя сделать.
Маккартни доволен.
– Ладно уж. На досуге займитесь.
Теплым вечером собираемся вернуться в «Браконьерский бар», чтобы еще раз погонять шары, выпить и закусить. Но сперва – в коттедж, к нашим быстро растущим запасам великолепного виски. В результате я впадаю в приятно сумеречное, чуть смешливое состояние. Иду к старой телефонной будке, чтобы позвонить домой, но там не отвечают. Не вешаю трубку: меня завораживает негромкое «пи-пи» (пауза), «пи-пи» – такой рингтон сейчас можно услышать только в таксофоне. Через некоторое время мне слышится «и-ди» (пауза), «и-ди», и я смеюсь оттого, что меня послали. Это уже перебор. Повесил трубку, отдышался, вытер слезы – можно возобновить партию в бильярд. Которую я благополучно сливаю, потому что уверен, единственная причина – в том, что меня потрясывает от смеха: после стаканчика виски со мной всегда так.
В баре развлекаемся, как можем. Наша естественная среда обитания – по эту сторону барной стойки. Теперь, много лет спустя, наш опыт с баром «Клáхан» в Дорни кажется уродливым отклонением. Рулил этим заведением Джим, потом Дейв, которому помогала его подруга Дженни, при любой возможности наезжавшая из Абердина, и даже мы с Энн подписались неделю постоять за стойкой, чтобы Дейв и Дженни могли перевести дух. Бывало, дела шли в гору, но в целом наша затея окончилась полным крахом. В общей сложности мы вложили в дело более четверти миллиона фунтов, а продали за пятьдесят штук. Даже самый творческий бухгалтер не предотвратил бы этой финансовой катастрофы. Ну, ничего, по крайней мере мы не умерли и даже не расплевались.
Возвращаемся в коттедж, чтобы еще разок попробовать силы в забойной игре на девяти досках, выпиваем еще вина и виски, глупеем и садимся играть в скрэббл.