Проблема пребывания в тюрьме заключается в том, что, если ты оказалась в одной камере с психопаткой, которая не желает оставить тебя в покое, спасения нет нигде.
– И, между прочим, я видела, как ты нюхала ксанакс, который эта грязная беззубая проститутка сюда приволокла. Ты – идиотка! – припечатала я и вышла вон прежде, чем она успела ответить.
Я случайно услышала, как заключенные говорили о том, что какая-то девица пронесла в тюрьму ксанакс в своей… э-э… в укромном месте. Это случалось постоянно, и, честно говоря, знай я, как это просто, вероятно, сама бы так сделала. У меня дома был целый мешок с таблетками в тот день, когда меня арестовали. Я часто думала об этом мешке, переполняясь жаждой и гневом из-за того, что он там пропадает зря. Интересно, Элиот хотя бы нашел его?
– Джонсон! Дербик! Смит! Лэнгдон! Построились! У вас сегодня суд!
Дэвис выкрикивала фамилии, читая их со своего планшета, и одна за другой девушки вставали позади меня. Одни были взволнованы, другие помалкивали, а я была практически готова наложить в штаны.
Все мы выстроились лицом к стене, расставив ноги и подняв руки. Нам сковали руки наручниками, защелкнув их спереди, сковали вместе ноги, потом пристегнули цепи, соединив между собой обе пары кандалов.
Пока мы, позвякивая, брели по тюремному коридору во двор к автобусу, я не могла не вспоминать все те фильмы о закованных заключенных, которые пересмотрела за свою жизнь. Никогда не думала, что стану одной из них.
Войдя внутрь автобуса, я вытаращила глаза, увидев, что задние четыре ряда заполнены мужчинами. Другими заключенными. Вот чертовщина! Я в глаза не видела мужчины около двух месяцев (охранники не в счет). Они разулыбались, когда мы вошли в автобус, и я тут же потянулась поправить волосы, внезапно застеснявшись. И выглядела при этом как полная дура, когда непонятная сила дернула мою руку обратно к поясу. Я забыла, что на мне кандалы. Проклятье!
– Итак, ехать нам пятнадцать минут. Если вздумаете заговорить, заработаете карцер. Леди, если повернетесь, заработаете карцер! Все ясно? – спросила Дэвис. Раздался нестройный хор из «да» и «ага», и автобус рванул вперед.
Я смотрела в окно, провожая взглядом проносившиеся мимо деревья. Упивалась каждым видом, каждой краской, каждым звуком. Потому что не знала, будет ли у меня шанс еще когда-нибудь увидеть внешний мир.
Невозможно себе представить, сколь многое изо дня в день воспринимается как нечто само собой разумеющееся, пока ты не лишишься этих вещей. Мы проехали мимо «Макдоналдса», и я вспомнила, сколько раз родители водили туда обедать нас с сестрой. В тот момент я бы душу продала за бигмак!
Мы строем вошли в здание суда, и все, кто встречался нам по дороге, бросали свои дела, чтобы поглазеть на закованных преступников.
Я видела, что они изучают нас, мерят взглядом, пытаются представить, что мы за люди и какие, должно быть, ужасные поступки совершили. Я смотрела прямо перед собой, стараясь ни с кем не вступать в визуальный контакт.
Я смотрела в окно, провожая взглядом проносившиеся мимо деревья. Упивалась каждым видом, каждой краской, каждым звуком. Потому что не знала, будет ли у меня шанс еще когда-нибудь увидеть внешний мир.
Когда-то и я носила дорогую одежду, как эти люди; когда-то и я ходила с портфелем; когда-то и у меня была настоящая работа. Наркотики в мгновение ока перебросили меня на другую, темную сторону.
– Так, все остаются здесь. Кроме тебя, Джонсон, – ты идешь первая.
Ну, пипец теперь!
Меня повели в зал суда, тот же, что и в прошлый раз. Мой адвокат уже ждал меня за трибуной, и это означало, что мы с ним не сможем переговорить о том, что, черт возьми, происходит.
Когда я подошла к трибуне, он наклонился ко мне и заговорил вполголоса:
– У них есть для вас два варианта: шесть месяцев тюрьмы и три года пробации (
Адвокат сообщил мне это для того, чтобы, когда судья представит мои варианты, я уже знала, что выбрать. Я была совершенно уверена, что ему полагалось рассказать мне об этом дерьме заранее, чтобы у меня было время подумать. Однако я все равно испытала облегчение от того, что каким-то образом пятнадцать лет сократились до этих вариантов.
– У вас есть около тридцати секунд, – сказал адвокат, бросая взгляд на часы.