Чистый кайф

До деревни было недалеко. Пешком – минут двадцать. Чуть отойдешь от монастыря, и леса уже почти нет. Клочки какие-то на пригорках. То деревце с кустиком, то полынь. А так – сплошные проплешины. Полями тоже не назовешь. Короче, природа жидкая.

Но идти все равно лучше. Шагаешь такой, ни о чем не думаешь. Птица над головой кричит. У крайних домов – пацаны.

Я сначала не понял, что они делают, – в кучу слепились над чем-то. Звуки странные издают. А потом разглядел. Они дербанили старый аккордеон. Тот пацан, что вчера в меня камнем кинул, сидел на земле и дергал за ремень левый полукорпус, растягивая и сжимая мех. Остальные, стоя на коленках, лупили с другой стороны по клавишам. Инструмент стонал, как торчок в кума-ре.

– Эй, малые, хорош!

Они подняли головенки и стали похожи на зверят. Вот иногда бывает – пробьет такая любовь к жизни, что прямо из лужи бы пил. Но не в этот раз.

Пацаны меня сразу узнали.

– Козел! Вали отсюда!

При этом на всякий случай отбежали подальше. Главный их тут же стал озираться. Камень, по ходу, искал.

– Эй! – говорю им. – Кончайте. Я с миром пришел. Давай побазарим.

Они как тушканчики насторожились.

– Зачем инструмент терзаете? Он для другого.

Аккордеон был хороший. Настоящий трофейный Weltmeister – 41 клавиша и 120 басов. Николаевна как раз на таком меня к высокому приучала. Дед его с войны привез. А эти его дербанят.

Я говорю:

– Забираю машину. Вам она ни к чему.

Они в ответ:

– Только попробуй. Наш баян! Нам его отдали.

И вот тут я не утерпел.

– Еще раз, упыри, скажете слово «баян» – в лепестки всех порву! Это аккордеон! Запомнили?!

Они перепугались.

– Это нам его дали! – кричат уже совсем издалека. – Не тебе!

– Кто дал?

– Лешкина мама.

– А Лешка из вас кто?

– Никто. Лешка помер. Его змея укусила.

И камень опять прилетел.

Я кричу им:

– Хорош кидаться! Играть-то на нем хоть кто-нибудь из вас умеет?

– Нет, – отвечают. – Один Лешка умел.

– Тогда забираю.

Они помолчали, потом главный их мне кричит:

– Ты, что ли, умеешь?

Я говорю:

– Могу.

Они пошептались и потихоньку подходят.

– Покажь.

Я думаю – чего бы им такого сыграть – и потом шарашу «Ламбаду». Пацанчики примиряются с жизнью.

– О! Научишь, дятел?

Я улыбаюсь:

– Сам ты дятел. А научить можно. Только не сейчас. Покажите дом этого Лешки.

Во двор они со мной не вошли. Столпились у калитки, будто черту невидимую переступить не могли. Притихли.

Я захожу с аккордеоном – рядом с поленницей стоит эта женщина. Взгляд такой же, как вчера в церкви. То есть нет взгляда.

Я говорю:

– Здравствуйте.

Она не смотрит. И делать вроде ничего не делает. Просто стоит. Из дома муж ее выглянул.

– Чего тебе?

– Меня отец Михаил прислал.

– Зачем?

– Не знаю.

Он покосился на инструмент, потом на пацанов, которые у меня за спиной в калитку заглядывали, и молча ушел в дом. Дверь открытой оставил.

В сенях было темно. Я примостил аккордеон на какую-то чурку, и с нее с грохотом свалилась пустая кастрюля. Мужик в доме ничего не сказал.

На кухне рядом с печкой стояло несколько табуретов. Все разные. Соседи, видимо, не разобрали. Я сел на один. Просидел минут пять или десять. Слушал мух – как они в окно бьются. Потом с кастрюлей в руке вошла женщина. На меня снова не посмотрела, молча прошла в комнату.

– Не надо снимать, Катя, – сказал оттуда мужик.

Потом тишина, и опять:

– Не надо. Я тебе говорю – отойди от зеркала. Стой, куда понесла?

Она вышла из комнаты с черной тряпкой в руках и уронила ее на пол. Мужик появился, поднял тряпку и посмотрел на меня.

– Тебе чего здесь надо? Зачем змею спас?

Я молчал. Женщина стояла посреди кухни.

– Аккордеон зачем притащил? Думаешь, просто так отдали? – продолжал мужик. – Иди отсюда.

Я встал с табурета.

– И попу своему скажи – пусть никого не присылает.

Нет вам веры больше.

На дворе было яркое солнце. Будто не умирал никто.

* * *

Весна 1997, Ростов-на-Дону

Психотерапевтическая беседа № 1

Она так и сказала, когда я вошел:

– Приступаем к психотерапевтической беседе номер один.

А я подумал – значит, будет номер два и номер три.

– Мне бы лучше укольчик. А то чо-то совсем плоховато.

– Все уколы строго по врачебному плану.

Это и была умный доктор Наташа. Только я тогда не знал, что она умная. Думал – просто доктор. Как все в этой дурке.

– Вы почему санитару угрожали? – спросила она.

– Я не угрожал. Вежливо напомнил, что когда-нибудь отсюда выйду и потом обязательно его найду.

– А это не угроза?

– Нет. Люди имеют право общаться друг с другом вне стен этого больничного заведения. Можно таблеточку мне тогда, раз укольчик не разрешаете? Пятый день уже здесь, а таблеток почти не дают. Меня конкретно колбасит.

– Нельзя. Что сделал вам санитар?

Она смотрит на меня, а я думаю – проверяет или правда не в курсе?

– Вы по выходным здесь бываете? – спрашиваю.

– Нет. По выходным люди на работу не ходят.

– Нас тут обкалывают всех в овощи, чтобы санитарам отдыхать не мешали. Кто сопротивляется – того на вязки.

По лицу ее вижу – не знала. Решаю развить успех. Пока она в непонятках.