Чистый кайф

Я ждал Майку в полупустом ресторане, глазел на официанток и на немецких детей с их родителями и думал о том, что жизнь сама по себе не стоит того, чтобы за нее рвать жопу. Реальную цену она обретает только тогда, когда ты начинаешь врубаться. Когда просекаешь – отчего ты счастлив, до чего тебе нет никакого дела, что тебе важно, и почему конкретно – прямо по списку – тебе иногда хочется лезть в петлю. Одни эти штуки, если ты их просёк, делают весомой твою жизнь. Только они пишут ей ценник. И чтобы в них врубиться, имеет, наверное, смысл рискнуть всем, что у тебя есть. В том числе и самой жизнью. А иначе ты просто животное, которое выкормили на убой. Может, и эти божьи твари необходимы для всеобщей гармонии, но хочется думать, что ты лично был рожден не затем, чтобы стать котлетой на столе вон у того толстого немца.

За окном проревел мотор мощного байка, и я отвлекся от жующего толстяка. Это была она. Майка заглушила своего зверя, сняла шлем с непроницаемо темным стеклом и подняла руку, увидев меня в окне. Я махнул в ответ. Ко мне приехал человек, из-за которого много лет назад я начал потихоньку врубаться.

– Заказал уже что-нибудь? – спросила она, снимая куртку из тонкой кожи.

– Нет, решил тебя дождаться. У них меню только на немецком.

– Понятно. – Она повесила куртку на стул и села напротив меня. – Из полиции звонили?

– Насчет Майкла? Да, все в поряде. Он уже домой летит. У того бедолаги аневризма была. Он по-любому бы кони двинул. Не в клубе, так по дороге домой.

– Везучий ты, – хмыкнула она. – Опять выкрутился. Но обрати внимание – чтобы нам с тобой сейчас вот за этим столом сидеть, должен был умереть человек.

Я пожал плечами:

– Ну, судьба у него такая.

– Да какая судьба, Толик? Это ты такой. Все слишком дорого в твоей жизни.

Пока ждали рульку, говорили про Майкиного сына, про немецкого мужа, про успехи, про ее мотоциклы, про боксерский клуб и как-то незаметно вырулили на вопрос – откуда все это взялось.

– Как откуда? – сказала она. – От Славы из Краснодара. Помнишь его? Он главный был в той кубанской бригаде.

– Еще бы не помнить. Этот волчара мне десять лет снился.

– Да, крутой был мужик.

– А-а-а! – подколол я Майку. – Значит, нашла все-таки себе крутого. Мечты сбываются.

– Их всех потом ростовские положили. Года через полтора нагрянули в Краснодар и перебили до одного.

Я развел руками:

– Ответка, чо ты хотела. Они тоже по беспределу шерстили у нас. А тебя, значит, не тронули?

– Я в Германию улетела. Где-то за неделю до всего этого. Он дал реквизиты счета в Дрезденском банке и сказал, чтоб я ждала. Но никто так и не появился.

– А счет?

– Счет был на мое имя.

– Понятно, – вздохнул я. – Выходит, нормальный мужик был этот твой Слава… Чего тогда свалила от него?

– Я ж тебе говорю – он сам меня сюда отправил.

– Да я не про то. Я про наши с тобой дела. Когда ты меня в гараже нашла у Вадоса.

Она молча уставилась на меня, как на дебила.

– Чего? – сказал я.

– Ничего. Ты прикалываешься сейчас?

– Нет, – я помотал башкой. – С чего мне прикалываться?

– Да с того, что я тебе уже об этом рассказывала.

– Когда?

– Да тогда же! Ты задолбал.

Тут подошел официант с нашей огромной рулькой, и пока он с ней возился, жара между нами прошла.

– Правда не помнишь, почему я от него сбежала? – спросила Майка, едва официант отошел.

– Вот те крест.

– Я маму тогда твою встретила.

– Маму? – Я перестал жевать.

– Ну да. Краснодарские себе еду на рынке у хромого Левона заказывали, боялись выходить, и один раз он приехал с ней. Чтобы она приготовила. Блин, я же тебе тогда все это и рассказала.

– Да не помню я!

– Крепко ты, похоже, сидел.

Я отодвинул тарелку.

– Расскажи еще раз. Пожалуйста.

Майка просверлила меня темным взглядом и потом едва заметно кивнула.

– Она очень беспокоилась из-за тебя. Чувствовала, что ты в полной жопе. К тому же этот Тагир… Твоя мама сказала – ты любил его сильно. А тут его закрыли. И, в общем-то, из-за меня.

– Ты поэтому дерганула оттуда? Виноватой себя посчитала?

– Не только поэтому. Твоя мама боялась, что ты натворишь чего-нибудь. Она сказала – тебя не остановить, если башню сорвет.

– Бывает такое.

– Она историю рассказала.

– Какую историю?

– Про вашу поездку на лодке. Когда ты от них уплыл.

– А-а, это… Да, тот еще трэшак.

Майка имела в виду случай, который произошел, когда мне было семь. Отец тогда только появился, и мы с братом принимали его с трудом. Мы хотели Тагира. Но отец настаивал, что теперь будет он. Делал все, чтобы мы его полюбили. Повез однажды нас на рыбалку, а я уже в лодке сдуру сказал, что Тагир на моторе не ходит – только на веслах. Ну и получил тут же по щам. От обиды прыгнул за борт. Отец развернул лодку, догнал меня и протянул руку. А я продолжал плыть. Так и уплыл. Он еще пару раз ко мне подплывал, потом дал газу и свалил со всем табором. Мама что-то кричала, но ему было похуй. Как и мне.