Чистый Дом (СИ)

Шелест листьев радует слух.

Но грусть и тоска меня одолевают.

И я ко всем прелестям глух.

Смотрю на весь мир словно слепой,

Ничего вокруг не замечая.

Только образ милый, любимый, родной

Вижу, везде по жизни ступая.

Куда не посмотрю - там лицо твоё,

Ветер навивает твой голос.

Везде тебя чувствует сердце моё,

Даже мельчайший твой волос.

Мысли мои лишь всегда о тебе,

Как сильно люблю я тебя!

И нет ни покоя, ни сна мне,

Когда ты вдали от меня.

Хочу руки протянуть и крепко обнять,

Трепетно, нежно при этом вздыхая.

Прижать к себе и ласково прошептать:

“Не уходи! Ещё минута, другая”.

Постоим так немного, прижавшись друг к другу.

Сердца наши будто одно.

Не будем разлучать ни на минуту,

Пусть будет вечно биться оно.

Пусть наше дыхание станет единым,

Мечты будут одни на двоих!

Пусть понятие “время” станет нам мнимым!

Солнышко, ты вечно в мыслях моих!

Но образ твой вдруг тихо тает,

И понимаю я, что ты далёко.

Потому лишь о том сердце мечтает

Чтоб дотянуться до тебя было легко.

О том, чтоб утром проснувшись

Видеть нежный твой взгляд.

Чтоб ты ласково мне улыбнувшись

Подарила поцелуев приятных град.

Мечтает, чтоб быть с тобой

В день счастья, печали, ненастья.

Чтоб ты затмевала своей красотой

Все в жизни моменты несчастья.

Потому мне одиноко и грустно сейчас.

Я один, ты вдали от меня.

Словно неделя мне каждый час.

Не могу я больше жить без тебя!

И верю, надеюсь, что время придёт,

Когда все сбудутся наши мечты!

И знать мы будем наперёд,

Счастливы будут наши дни.

Будет так, как мы захотим.

Будем мы вместе всегда.

Будет радость наша на зависть им,

Бедам и ненастью, без конца!

Говорить тебе буду, как сильно люблю

Выразительный взгляд твоих глаз,

Нежных губ улыбку прекрасную,

Красоту сказанных тобою фраз.

Буду говорить всегда тебе я,

Когда солнце будет нас утром:

“Как сильно люблю я тебя!”

И, когда придут сумерки вечером

Скажу я нежно, обнимая тебя,

Целуя в алые губы твои:

“Как сильно люблю я тебя!

Не представляю без тебя дни свои!”

И ночью, когда буду рядом лежать

“Как сильно люблю я тебя!”

Ни за что не забуду сказать,

К себе аккуратно тебя придвигая.

Но пока я один, тебя нет со мной.

Вокруг никого, везде одна тишь.

Хочется мне быть вечно с тобой.

Но пока только лишь

Солнце светит над головой,

Оранжевым диском склоняясь к закату.

Облака плывут группой небольшой,

Отражая лучей золотых атаку”.

В конце стояла приписка: “Твой образ навсегда останется в сердце моём. Ты показала мне, что такое любить. Любить без предлога, без причин. Не потому что так надо. А просто любить. Потому что так хочется, потому что так приказывает сердце. Спасибо тебе за это. Удачи вам с Максимом. Берегите себя. Ваш верный друг, феруанец Дмитрий”.

Линелия улыбнулась. Давно ей никто не писал стихи, особенно таких. Какая-то тревога зародилась у неё где-то глубоко внутри и ей показалось, что Дмитрия уже никогда не увидит.

Этот необычный человек, величественный в своей простоте, оставил не меньший след в её жизни, чем она в его. Детская наивность и прямолинейность Дмитрия, можно сказать, вернула веру в человечность людей, давно утерянную среди бесконечных войн и лишений. Среди всего хаоса, творящегося вокруг, среди всей этой грязи и жестокости Дмитрий появился, словно чистейший алмаз, дарящий надежду на то, что, в конце концов, всё будет хорошо.

- Неужели на Ферусе все такие?- улыбнулась Линелия.- Надеюсь, с тобой всё будет в порядке.

Она обернулась и пошла навстречу Максиму, положив сложенный листок бумаги в карман.

*****

Глава 158

Практически всю ночь Юрий Георгиевич не мог уснуть. Только под самое утро, когда уже рассвело, он ненадолго отключился. Да и то, скорее всего попросту от истощения организма, а не от желания поспать. Слишком велико было его негодование от ситуации, в которой он оказался. От своего бессилия и невозможности хоть как-то повлиять на происходящее Юрий Георгиевич бил кулаками в стену, от чего разбил себе костяшки на пальцах. Он требовал к себе Котова, Зельцина или кого угодно другого, кто бы мог ему всё объяснить и хоть чем-то помочь. Но все его крики оставались без ответа.

Юрий Георгиевич находился в камере, размером три на три метра. Снаружи за дверью караулило два сотрудника службы безопасности, которые, как заметил профессор, менялись каждые три часа. Утром один из них принёс завтрак, к которому Юрий Георгиевич даже не притронулся. Тарелка с омлетом с овощами и с тостами, а также чашка с кофе так и остались стоять на подносе.

Около полудня по голосу, доносившемуся из коридора, а также по уже привычному стуку каблуков Юрий Георгиевич понял, что пришла Елизавета Денисовна. Сейчас она была одним из последних лиц, с кем он хотел бы увидеться. Тем не менее, после нескольких минут проверки каких-то документов и телефонного звонка дверь в камеру отворили и её пропустили внутрь.

- Ну, вот что ты творишь,- попыталась обнять она Юрия Георгиевича, но он отстранил её рукой.

- Не нужно этого. Спектакль окончен,- холодно произнёс он.

- О чём ты?- сделала непонимающее лицо Елизавета Денисовна.- Какой ещё спектакль?