Чистый Дом (СИ)

Вскоре с улицы стали разноситься крики, как в поддержку отца Мартия, так и против него. То тут, то там постоянно возникали потасовки между его сторонниками и противниками, которые при помощи умелых действий отечественной гвардии удавалось быстро нейтрализовать. Наиболее буйных и активных граждан сразу же выводили с площади и на время суда запирали в тюрьмах Аритрария, дабы они не сеяли сумятицу в толпу.

В час дня колокол на центральной башне Дворца Совета пробил пять раз. “Начинается”,- раздались возгласы отовсюду. Это означало, что членам совета старейшин надлежит явиться в главный зал для участия в заседании.

Неторопливо один за другим старейшины выходили из своих кабинетов и медленно направлялись в святая святых Дворца Совета, приветствуя друг друга безмолвным кивком головы. Как бы они не относились к отцу Мартию, хорошо или плохо, поскольку суд над старейшиной был ударом по всему совету и его репутации, каждый внутри сожалел о сложившейся ситуации и надеялся, что отца Мартия оправдают. Все кроме отца Петри, который искренне считал, что отец Мартий своими действиями сознательно ведёт Бенгалию к катастрофе. Поэтому именно он и вызвался быть обвинителем.

Отец Петри вошёл в зал одним из последних. Не хватало только отца Верши и самого обвиняемого. Его бледное лицо особенно выделялось на фоне длинной чёрной рясы с красной лентой, идущей вдоль тела от правого плеча к левому бедру - облачения государственного обвинителя. Ему уже неоднократно приходилось выступать в подобной роли, но обвинять столь высокопоставленного деятеля государства ему довелось впервые. Отец Петри занял специальное место, находящееся справа между трибуной, за которой находилось место председателя совета и столом, за которым располагались остальные старейшины. Кресло обвиняемого стояло напротив государственного обвинителя.

Отец Петри сел в кресло и принялся раскладывать на столе какие-то бумаги, время от времени пересматривая некоторые из них.

Где-то минут через двадцать воспользовавшись отдельным входом в зал зашёл отец Верши. Несмотря на суровое выражение лица глаза выдавали глубокую скорбь. Многие знали, что отец Верши с отцом Мартием были старыми друзьями ещё задолго до того как оказались в совете. Поэтому предательство, в чём отец Верши убедился лично, глубоко ранило его. Сейчас ему хотелось только одного, понять, что же мотивировало отца Мартия так поступить.

Когда все старейшины расселись по своим местам в зал под конвоем ввели отца Мартия. Он не был похож на преступников, которых судили в этом зале. Он не трясся от страха, съёжившись всем телом, как некоторые из них. И не обводил всех присутствующих презрительным взглядом с ухмылкой, думая о собственном превосходстве. Отец Мартий шёл с гордо поднятой головой, как человек, верующий в истинность своих решений и правоту своих поступков.

Отца Мартия приковали к креслу наручниками с длинными цепями, позволяющими ему не только встать, но даже сделать пару шагов от кресла. Ключи от наручников положили на стол перед отцом Верши. Если обвиняемого совет оправдывал, то председатель передавал ключи государственному обвинителю, чтобы он освободил обвиняемого. В этом случае обвиняемый должен был первым покинуть зал. Если же совет выносил обвинительный приговор, то первым зал покидал государственный обвинитель и звал стражу для препровождения обвиняемого в камеру.

После того как всё было приготовлено к началу заседания, а стража удалилась, двери, ведущие в зал были наглухо закрыты отцом Дунганом.

Глава 151

- Не будем ходить вокруг да около и сразу приступим к делу,- первым взял слово отец Верши после того как наступила тишина.- Все вы знаете, по какому поводу сегодня были вынуждены собраться здесь, оставив дела в своих областях. С прискорбием должен сообщить вам, что отец Мартий был уличён в сокрытии от совета чрезвычайно важной информации. И сегодня мы должны понять является ли поступок отца Мартия государственной изменой или же нет. Предал отец Мартий основополагающие принципы, на которых зиждется совет или нет. Слово предоставляется государственному обвинителю в лице отца Петри.

Отец Петри нарочито медленно поднялся с кресла, поправил оправу очков и, повернувшись в сторону сидящих за столом старцев, произнес: