Чистые струи

— У тебя пузо больше!

— Брось! Больше твоего искать нечего. Оно тебя вперед тянет, вот и откидываешься назад, как гусь. А я прямо хожу, меня вперед ничего не тянет.

— Тебя, — заржал он, — …назад тянет. Вот и уравновешиваешься.

— Дашь червей?

— Не-а! — сказал он, отряхивая дорогие новые брюки.

— Видишь! А я тебе все даю. Камеру. Помнишь? Резиновый костюм, канистру…

— А что еще дашь? — спросил он, ухмыляясь и покачиваясь.

— Дал бы но шее. если бы ты был помоложе!

— Был бы я помоложе, ты бы не хорохорился! Ишь ты!

— Не надо вести себя по-свински. Ходишь по-гусиному, а ведешь себя по-свински.

— Червей захотел! — не слушал он. — Накопай!

— Я тебе, черт с тобой, бутылку куплю.

— Я и сам куплю. Пойдем! Я две куплю.

— А три купишь?

— Сейчас посмотрю… — Он полез в карман и начал считать шуршащее и звенящее.

— Ладно! Ничего ты не купишь, уже поздно. Я не пойду с тобой в магазин. Иди спать. А если пойдешь в магазин, то тебя выгонят или вызовут милицию.

— Милицию! Ишь ты! Я сам вызову милицию. Пойдем!

— Стой! Пойди только… Никогда больше не буду тебя провожать. С тобой всегда влипнешь в какую-нибудь историю.

— Потому что я веселый! И смелый. А смелого пуля боится, смелого штык не берет! — неожиданно чисто пропел он, привалившись к контейнеру.

— Совсем пьяница. Распустился! Смотреть противно.

— Это ты пьяница. Я за второй не бегал. А ты бегал, вот и терпи! Терпи, а то червей не дам.

— Ты и так не дашь, жадюга.

— Конечно не дам.

— Ну и ладно! Я пошел.

— Иди! Кто тебя держит.

— Терпеть тебя больше не могу. Ты становишься противным.

— А ты… — он хотел что-то сказать, покачнулся, отвалился от контейнера и пошел, мурлыкая мотив из «Белорусского вокзала».

— Мы не виделись два дня. Я уже стал скучать по нему.

— Позвони, — советовала жена. — Он обрадуется, ты же знаешь.

Но я почему-то упрямился. Она позвонила сама.

— Я как раз к вам собираюсь! — послышалось в трубке. Конечно, это он придумал, что сам собирался. Обрадовался, что не пришлось унижаться.

Он принес десяток карасей — крупных и желтых. Они еще разевали рты и хлопали жаберными крышками.

Он был приятно застенчив. Учтиво отвечал на мои вопросы. Да, дороги просохли, хоть шары катай. Он побывал на Дальнем заливе. Только что в него зашел карась. Крупный и голодный, берет с маху.

Он начинал волноваться и скрести лысину.

Залив Дальний мы любили особенно. Мало кто из рыбаков рисковал туда добраться. Не зная объездных троп, можно утопить мотоцикл. Кругом мари и болота. Зато пологие песчаные берега залива, ровное песчаное дно делали рыбалку похожей на сказку. На мелководье, сравнительном мелководье, кишел карась и гуляла щука, в ямах таились змееголовы и сомы, и там и сям не было отбою от косатки.

Он очень хотел поехать туда с ночевой, но один на ночь никогда не ездил. В этом тоже было что-то странное, что он не хотел и стеснялся мне объяснить. Я сказал ему, что заработал три свободных дня. Он стал наливаться радостью.

Три дня плюс два выходных.

— Тетка еще червей привезла! — поделился он, разминая мою сигарету. Он бросил курить и теперь схватил ее машинально. — На месяц нам хватит!

Он был очень щедр, и ему всегда казалось, что он недостаточно щедр.

— Может, сходить? — спросил он неуверенно.

— Нет, — сказал я твердо. К чему?! Разве нам так плохо?

Он тут же согласился, что и без этого хорошо. Мы пили чай, включали и выключали телевизор, готовили к рыбалке мои снасти, помогали моей жене укладывать дочурок и были взвинчены. Он то и дело царапал лысину и улыбался улыбкой ребенка.

— Только бы дождя не было! — беспокоился он.

…Мы выехали в пятом часу вечера. На месте должны были очутиться к заходу солнца.

Двадцать семь километров, пока тянулся асфальт, он ехал впереди. Потому что мой мотоцикл был надежнее его. Он даже не оглядывался. Потом, как обычно, мы поехали рядом. Это было и приятно, и удобно: время в разговорах летело быстро. Где-то на пятидесятом километре я сказал, что у него щелкает цепь. Мы остановились и натянули ее. Настроение у него поднялось еще больше. Он любил ездить со мной. Он плохо знал мотоцикл и при поломках бывал почти беспомощен.

На шестьдесят третьем километре показалось село. Очень удачное и красивое село. Кругом него — заливы и протоки. Иногда мы рыбачили здесь. Если бы не было на свете Дальнего залива, мы бы ездили только сюда. Здесь и магазин был хороший, и продавец — чернявый мужичок, тоже заядлый рыбак, вечно выпрашивающий у нас крючки. Мы никогда не жалели для него крючков.

Мы всегда останавливались передохнуть у магазина. И когда ехали на Дальний и когда возвращались домой. Остановились и сейчас.

Я начал осматривать свой мотоцикл, а он, тяжело ступая и оставляя на пыльной дороге огромные следы своих бродней, пошел к распахнутой двери. Вернулся он не скоро — навеселе и с двумя большими свертками.

— Смотри! — предупредил я. — Довеселишься!

— Нам, татарам, тарабам!