Чистые струи

— Поеду… — Дедушка уже одевался, подпоясывался залоснившимся сыромятным ремешком. — Сыт я чтой-то. Гнедко ждет…

Мишке было жалко дедушку, дядю Петю Шмакова, задумчиво сидящую бабушку и… больше всего — несчастную Ветку. Незаметно он уснул.

— Мишанька! Мишанька! — тормошит его бабушка. — Вставай, маленький. Негоже на заходе солнца спать-то! Вставай, я блинов напекла. Горячие еще! Вставай.

Дедушка и Шмаков сидят за столом, пьют чай. Мишка виновато улыбается, вспомнив, что обидел их днем. Шмаков хватает его под мышки, усаживает на колени.

— Завтра, Миш, выходной! Петли пойдем ставить.

Мишка вспомнил, что уже поставил две петли, но не сказал об этом. Плохо поставил, сам чувствует. Пойдет с дядей Петей — научится.

— Фок-то околел! — говорит вдруг дедушка. — Встречаю сегодня…

— И-и-и! Старый! Совсем уж… — пристально смотрит на него бабушка. Потом все молчат.

— Как?.. — не выдерживает Мишка, переживший в одну секунду всю ту боль, что доставила ему гибель Ветки. — Такой сильный!

Шмаков прижимает его к себе.

— Да… это… — тянет, поглядывая на бабушку и не зная, что говорить дальше, дедушка.

Бабушка постучала пальцем по лбу и вышла в зал.

— Отравился, что ли? — спрашивает Шмаков.

— Да не… Мы-то не заметили — волк ему на шее какую-то жилу передавил.

— Какая собака была! Гордый пес. Никогда из рук куска не брал. У ветеринара они почему-то все такие. Сколько их было. Попробуй — погладь! Это тебе не Буйка и не Ветка.

— Собака ведь — копия хозяина, — задумчиво говорит дедушка. — Яков Борисыч, он, брат, не из простых.

— Степенный… — соглашается Шмаков. — А гляди-ка — верно! Вон у Казаченки собаки. Все какие-то придурковатые! За кошками гоняются, аж дух вон. А пойдут в лес — олухи. Все ноги оттопчут.

— А у Кропотина псы ленивы. В лес не затащишь. Жрут как боровы, а работать…

За окошком мутнело, мутнело, и вот стало уже черно. Зимний день такой — ничего толком не сделаешь, не увидишь, не послушаешь, а уже кончился. Шмаков засобирался домой.

— Пойду. Ветку посмотреть надо. Утром доползла до порога и встала — на двор запросилась. Я не пустил. Пристудит раны-то.

— А ты куда, Мишанька?!

— Баб… Бабуся! Я сейчас, я быстро!

— Да куда же ты?

— К Ветке! С дядей Петей!

— Ты же ходил уже…

— У них на замке было! Я только погляжу — и приду. Правда, дядь Петь?

— Ну тогда и я схожу! — решил дедушка. — Дай-ка Ветке блин!

…Вернулись они поздно. Бабушка ждала-ждала — и уснула в кресле у телевизора. А он уже ничего не показывает, только шипит и потрескивает. И только дедушка его выключил — бабушка проснулась.

— А у Ветки щенки будут! — сообщил Мишка. — От Фока. Красивые!

Бабушка посмотрела на дедушку. Тот ухмыльнулся.

— Ну и хорошо, ну и хорошо… — как-то неразборчиво отозвалась бабушка, ставя на стол подогретые в духовке блины. — Я их маслицем освежила. Зарумянились вот… Доедайте блины и ложитесь. Уморилась я с вами. Вон на печке — воды для ног нагрела. Напарь Мишаньке посильнее. А то он сегодня в лес шастал.

Мишка чуть не подавился. А когда откашлялся, бабушка уже ушла в спальню.

— Да! Главное-то я не сказал! — прихлопнул ладошкой по столу дедушка. — Эх, бабка спать легла. Вот бы огорошил старую! Волка-то этого, что ты отдубасил, на тебя записали! Так Яков Борисыч и сказал: «Мишкин волк! Он его взял». Так что ты теперь и справку с печатью получишь, и премию. Каково, а?! Отхватил сотенку!

Мишка смутился. Он чувствовал, что волка взял все-таки не он. Фок ведь… А это собака Якова Борисыча. Но все равно было приятно!

— А может… — сказал он все-таки, чуть подумав, — мне только справку, а премию — Якову Борисовичу…

— Нет, Мишатка, нет! Если уж Борисыч сказал — все! Значит, не сомневайся — твой волк. Без тебя бы он ушел. Сколько раз такое бывало! Порвет собак и уйдет. Волк — это тебе не заяц!

Мишка представил, как приедет домой. Мать примется расспрашивать: как отдохнул, чем занимался? А он будет пожимать плечами — нормально, дедушке помогал. А вот когда уж начнет подтрунивать отец (тот без подколок дня прожить не может), Мишка вспомнит про справочку и сотенку. «За волчишку», — скажет матери. А отец сто раз прочитает справку, хмыкнет и не найдет больше что сказать. Он ведь тоже считает себя охотником: вырос в этой деревне, утятничал, рябчиков постреливал. Такой уж знаток природы, что книжки оспаривает.

«А к волку подловлю еще десяток зайцев! — уверенно думает Мишка. — Может, дядя Петя даст завтра понести ружье, а в это время наскочит кто-нибудь посолиднее! Ну это… лиса или шатун». Мишка долго представлял, как они с дедушкой и дядей Петей везут по деревне матерого шатуна.

…Мальчишек набежало! Яков Борисович идет рядом с санями и держит Мишку рукой за плечо. И все смотрят на Мишку, завидуют.

…Гнедко тянет тяжело: это тебе не легкий овес со станции возить! Мишка сидит на бурой с проседью шкуре, еще сохранившей тепло огромного, лежащего рядом, мощного звериного тела.

— С одного выстрела?! — не верит кто-то в толпе.

— Как есть! — важно отвечает дедушка. — Чья кровя! Сомневаетесь еще!