Чистые струи

«Неужели они никогда не осмелятся перепрыгнуть через веревку? Ведь это так просто», — подумал Мишка.

— Бывает, волк уходит из загона, — будто угадал его мысли Шмаков. — Тогда этого зверя в десять раз труднее будет убить. Перестанет флажков бояться. Да еще, чего доброго, стаю этому научит.

На поляне горел костер. Трое парней в ватниках и по-мальчишески подвязанных шапках подбрасывали в него сучья, курили и о чем-то тихонько переговаривались. Рядом крестом приткнулись друг к другу двое саней. Распряженные лошади тыкались в них мордами, жевали сено.

— Буйка! — вскрикнул Мишка и бросился к саням. Привязанные к оглобле, на снегу лежали две лайки: огромный черный кобель ветеринара Фок и Буйка. Она, увидев бегущего со всех ног Мишку, вскочила. Но как-то настороженно, словно не узнала… Мишка увязал в снегу и задыхался.

— Стой! — крикнул Шмаков. — Назад! Укусит.

Но Мишка уже сам понял, что это не Буйка. У Буйки не было белого пятна на груди.

Он повернулся и понуро пошел к костру; вспомнил о том, что Буйку волки съели.

— Ну что ты так! — уговаривал Шмаков. — Дочь ее, Ветка. Всего шесть месяцев, а погляди! И умница, вся в мать. Вот появятся щенки — тебе самого лучшего!

Скоро к костру собрались все охотники. Оклад сделали удачно. Зафлажили двух матерых, трех переярков и четырех прибылых.

Дедушка был весел, шутил и грозил Шмакову пальцем:

— Ну, Петр, если не встанешь на номер, Мишатку поставим! Так, мужики?

— А что! Он парень толковый, поставим! — согласились охотники.

— Он еще всем нам нос утрет, — серьезно сказал Яков Борисович. — Грохнет матерого.

— Решай, Петр, скорее! — торопил дедушка.

— Уж поломаться для порядка не дадут! — заулыбался Шмаков. — Пошли! А ты, Миш, — повернулся он к Мишке, — не уходи отсюда. А то, не ровен час, под картечь угодишь. Да и за собаками смотри.

— Обложили толково, — расслышал удаляющийся голос дедушки.

Затихли шаги. Где-то треснула ветка. Пофыркивают лошади, сдувая с ноздрей колкую пыль.

Ветка, усевшись Фоку на хвост, следит за Мишкой. Фок лежит себе, не обращает на него никакого внимания.

— Ветка… шепчет Мишка и прислушивается. Ветка вскакивает, ощетинивается.

Теперь Мишка ясно слышит крики. Это загонщики будят волков.

С ели скатывается ком снега, еще в воздухе он рассыпается, и серебристая пыль мягко окутывает поляну. В это время звучит ломкий, нерезкий выстрел. Крик! И снова — выстрел, уже гулче, с дрожью. И поднимается пальба! Как в день открытия охоты на уток.

Мишка напружинивается, вглядывается в просветы между елей. Вот тут, совсем рядом, стреляют в волков! Тех самых, что разорвали Буйку. Разбойничают на ночных дорогах…

Фок фыркнул и вскочил. Поводок, удерживающий его, лопнул.

Мишка обомлел: на поляну, чуть не наскочив на собак, вывалился волк. Кони рванулись, заметались. Но сани их не пускали, и они стали подскакивать, выпучивая глаза и подбрасывая задними копытами снег. За зверем стелилась розовая полоса. Он волочил переднюю лапу и явно ничего не видел перед собой.

Фок сбил его с ног, вцепился в ухо и так рванул, что от уха остались одни клочья.

Волк присел, заплясал на задних лапах. И тут он, кажется, разглядел Фока…

К месту свалки летела Ветка. Порвать поводок она не могла, просто вывернулась из ошейника.

Три тела сплелись в яростный клубок.

Мишка видел, как волк врылся лопатками в снег и тщетно пытается сбросить с себя тяжелого Фока. Неожиданно клубок распался. Удивленно и растерянно замерла Ветка. Казалось, она спрашивала Фока: зачем же ты его выпустил? Волк придавил ее серой глыбой. Он не тряс ее, как это делают собаки, а сжимал клыки, отпускал Ветку и тут же снова рвал — уже в новом месте, быстро подвигаясь к шее.

Подбежавшие охотники не могли оторвать Мишку. Он, забыв про все на свете, бил тяжелым суком по ненавистному серому телу, иногда попадая и по черному — Фок смертельной хваткой сжимал челюсти на горле волка.

Испуганный дедушка оттаскивал Мишку все дальше от костра, лошадей, поляны… Он почти бежал, таща его за руку, и твердил:

— Что же ты это выдумал? Что же ты это выдумал?! Я ведь на тебя надеялся…

Мишка вырывался, его трясло. Он не понимал, что происходит. Буйка, Ветка, кровь на снегу, ошеломленный дедушка и спокойный Шмаков, уносивший куда-то на руках Ветку.

Не скоро вернулись к костру.

Мишка искал глазами Шмакова, а дедушка, присев на корточки, оттирал ему снегом валенки, полушубок, руки. Отяжелевший розовый снег сползал, кровенил дедушке ватные брюки, а он не замечал этого — тер и тер.

Шмаков появился из-за лошадей.

— Жива, — спокойно сказал он.

Из саней донеслось тихое поскуливание.

Мишка вырвался, побежал, спотыкаясь о разбросанные головешки. Чуть не сбил с ног Якова Борисовича.

Ветка лизала ему руки, обдавая влажным и горячим дыханием, тыкалась носом в голую шею, но не могла дотянуться до лица — не слушались, не поднимались ноги.

И тут только Мишка расплакался. Он почувствовал, что никогда не станет охотником. Даже на волков. Нет, не станет…

2