Как в Тверди соотносился между собой Рим и Ватикан, понять было трудно. Но, кажется, Ватикан здесь был обособлен: ехали мы не через город, а по вымощенной камнем окружной дороге. Издалека разобрать особенностей архитектуры я не мог, но к моему удивлению Вечный Город даже в этом мире все-таки обзавелся несколькими высотными зданиями на окраинах. Ну, не небоскребы, не столпы из стекла, стали и бетона, но архитектура все-таки выглядела вполне привычной. Наверное, такие высотные здания, пока еще похожие на обычные дома-переростки, не выделившиеся в отдельный класс зданий, строили в США на заре увлечения небоскребами.
— Мы едем за городом в целях безопасности? — спросил я.
— Да, — коротко ответил Рудольф. Но через несколько мгновений пояснил: — В целях безопасности граждан.
Не могу сказать, что эти слова прибавили мне оптимизма. Но дорога продолжала мирно виться среди апельсиновых рощ, на полях трудились люди, для которых появление кареты служило поводом перевести дух, провожая нас взглядом. Изредка попадающиеся виллы дышали покоем. Навстречу несколько раз проехали кареты, куда чаще — повозки с грузами (в повозки были впряжены поджарые длинноногие быки, тянущие с неожиданной прытью). Вдали показался купол собора Святого Петра — мы возвращались в обитель кардиналов. Постепенно напряжение стало спадать.
— А вас не тревожит, что прямо во дворе Конлава есть проход в другой мир? — спросил я. — Вдруг из дверей выедет танк, что с ним сделают дамы с собачками?
— Танк не проедет, — ответил Рудольф. — Ты и впрямь недолго был функционалом, Кирилл… максимальный размер порталов ограничен. Насколько мы понимаем, мощность, требуемая на их открытие, растет по экспоненте, и сделать ворота для танка немыслимо. Это потребует всю энергию мира.
— Это хорошо, — сказал я. — Вот только атомные бомбы бывают и очень маленькими… и ее даже не обязательно проносить в дверь.
Рудольф смолчал. Думаю, он был в курсе, что единственная уничтоженная башня таможенника была стерта с лица моего мира термоядерным взрывом — и этот взрыв еще и выворотил целый холм на Аркане, куда вел портал.
— Я бы на вашем месте все-таки озаботился… — продолжил я.
— Чем? Уничтожением портала? У нас нет бомб, мы можем лишь засыпать башню камнями, залить бетоном.
— Или перенести Ватикан в другое место.
— Зачем? Чтобы после титанических трудов арканцы открыли еще один проход — прямо к новой резиденции? Если крысиную нору заделать, то звери прогрызут другую, рядом. Лучше поставить мышеловку.
Я замолчал. Глупо считать себя умнее других. Если кардиналы терпят дверь в иной мир рядом со своими святынями, то у них должны быть на то причины.
— Еще раз повторю, ты сохраняешь свободу. Мы можем доставить тебя к порталу, — сказал кардинал. Карета уже въехала в город, не знаю уж, в Рим или Ватикан. Дорога стала ровнее.
— Ну уж нет, — сказал я.
Рудольф вздохнул:
— А жаль. Я надеялся, что ты согласишься, и наши проблемы кончатся сами собой…
Я посмотрел на кардинала. Тот улыбался. Но в каждой шутке есть доля правды, и здесь она, несомненно, была большая.
— Мне ужасно жалко вас огорчать… — начал я.
И в этот миг впереди раздался звук, которого в этом мире не было и быть не могло.
Глухое частое «та-та-та» автоматной очереди.
12
История полна примеров того, как цивилизация более технически отсталая выигрывала у цивилизации более развитой. Варвары покорили Рим, орды Чингисхана — Русь, Куба отстояла свою независимость от США, афганцы выстояли и против англичан, и против советских войск. По сути, любая война — это в первую очередь война идеологий, а уж потом — соревнование в скорострельности и убойности железа. А идеология, как ни странно, это такая штука, которая тем сильнее, чем она примитивнее, чем ближе к базовым ценностям общества: защите территории, отстаивании веры, готовности пойти на смерть за свое «племя». Для огромных и могущественных Соединенных Штатов гибель в войне миллиона людей уже неприемлема. Для какого-нибудь маленького тоталитарного или религиозного государства — миллион станет разменной монетой. Все решает вера.
А здесь веру имели обе стороны. И Аркан, строящий свою утопию функционалов и стремящийся контролировать другие миры. И Твердь, сумевшая создать теократическую сверхимперию, настолько устойчивую, что в ней даже допускалась свобода вероисповедания. Какие бы подводные камни ни крылись под их идеологией, но пока и та, и другая сторона были сильны и монолитны.
К тому же и техническая отсталость здесь не играла решающей роли. У Аркана была технология, у Тверди — биотехнология. Долгий спор фантастов о том, что более прогрессивно и жизнеспособно, обещал разрешиться прямо на моих глазах.
Черт возьми, я вовсе не рвался присутствовать при развязке!
— Наружу! — с неожиданной силой рявкнул кардинал. — Выходим, быстро!
Я выпрыгнул из кареты и оказался зажатым между тремя гарцующими лошадьми. Очень, очень неприятное ощущение для современного городского жителя! Я видел, что девушки управляют лошадьми виртуозно, и сгрудились у кареты они лишь затем, чтобы телами — своими и животных — прикрыть наш выход.