Чистилище

Кого бы мы ни спрашивали в Борго-Сан-Пьетро, все давали нам один и тот же ответ или делали вид, будто вообще не понимают, чего мы хотим. Неужели я ошибся и завел наш отряд в такую глушь совершенно напрасно? Интуиция подсказывала мне, что это не так. Несговорчивость крестьян казалась мне подозрительной, и я склонялся к мысли, что они что-то скрывают. Посоветовавшись с Ленуа, мы решили разбить лагерь под стенами деревни. Несмотря на то что в деревне была масса мест для ночлега, странное поведение местных жителей настораживало, и нам было спокойнее стоять биваком за ее пределами. Когда начало смеркаться, Ленуа выставил часовых, а на лагерном костре принялись жарить дикого кабана, которого подстрелил один из солдат. Во время еды я заметил, что Мария выглядит подавленной. Она была еще молчаливее, чем обычно, и не взяла в рот ни крошки. Остальные еще ели, когда Мария поставила тарелку и встала. Я тоже отставил тарелку и последовал за ней между палатками. Мимоходом я заметил ухмыляющегося Риккардо, который провожал меня взглядом. Я тихо позвал Марию. Она остановилась и обернулась ко мне.

— Что с тобой? — спросил я. — Ты совсем ничего не ела.

— Мне нехорошо.

— Тебя что-то угнетает, так ведь?

Она взглянула на костер, вокруг которого сидели солдаты, ели жареного кабана и отпускали грязные шутки. Я все понял и предложил уйти из лагеря. Еще было достаточно светло, чтобы распознать узкую тропку, которая вела к ручью, служившему нашему отряду источником питьевой воды. На фоне вечернего неба темнели широкие кроны нескольких пиний. За этой небольшой рощицей густо рос кустарник, знаменуя собой начало леса. Мы опустились на два больших камня у берега ручья, и я спросил Марию еще раз, что ее угнетает.

— Это все из-за птицы, — ответила она. — Случится что-то плохое.

— Птица? О чем ты говоришь?

Мария удивленно взглянула на меня.

— Синьор, разве вы не помните канюка, который кружил над нами?

— А! Когда ты споткнулась о корень?

— Да.

Я вспомнил слова Марии о вестнике несчастья, появление которого было плохим предзнаменованием для нашего предприятия.

— Канюк тебя испугал. Но почему?

— Я видела эту птицу уже трижды.

— Того канюка, который кружил над нами сегодня после обеда? — удивленно спросил я.

— Вестник несчастья. Первый раз он кружил над моей родной деревней, когда я была еще ребенком. Спустя два дня во время бури умер мой отец. Молния ударила в наш дом. Когда мне было двенадцать, я должна была забрать лекарство для больной матери у травницы. На обратной дороге я заметила вестника несчастья, который кружил над моей головой и кричал своим хриплым голосом. Я побежала так быстро, как только могла, но было слишком поздно. Моя мать закрыла глаза навеки. С того дня мне самой пришлось заботиться о себе и младшей сестре. Мы работали у дальнего родственника, мельника, который нам давал приют и хлеб. Но он плохо относился к нам, часто гневался и бил нас. В то утро, когда я в третий раз увидела вестника несчастья, я знала, что должно случиться что-то плохое. Моя сестра была еще маленькой, и я решила, что пришла моя очередь умереть. Но злой мельник ударил мою сестру, она упала в мельничный ручей и там захлебнулась.

— А что стало с братом? Почему Риккардо вам не помог?

На мгновение, как мне показалось, этот вопрос смутил ее, но потом Мария ответила:

— Он позже позаботился обо мне. Когда мать умерла, он подался в чужие земли.

Я задумался над ее словами.

— Теперь ты думаешь, что должна умереть, потому что увидела эту птицу сегодня?

— Это был вестник несчастья.

— Почему ты в этом так уверена?

— Я просто знаю. Неужели этого недостаточно?

— Ты волнуешься за свою жизнь или за жизнь Риккардо?

— А разве не все равно?

— Но ведь твой брат в это не верит. Он считает, что твои страхи — это предрассудки.

— Риккардо все время смеялся надо мной, когда я рассказывала про вестника несчастья. Его никогда еще не было рядом, когда прилетала эта птица.

Мария была так уверена в своей истории про вестника несчастья, что любая попытка переубедить ее в этом окончилась бы фиаско. Поэтому я взял ее правую руку в свою, сжал крепко и сказал:

— Я же рядом, Мария. Я присмотрю за тобой и заступлюсь за тебя, обещаю.

— Спасибо, — ответила она и всхлипнула. Девушка была смущена.

Мне показалось, что мое обещание было ей неприятно. Или, может, ей неприятно было мое присутствие, прикосновение?

Я серьезно посмотрел на нее и произнес:

— Мария, ты много для меня значишь. Наверное, ты даже не представляешь, как много. Я бы хотел, чтобы ты…

Я не успел продолжить. Резко встав, она воскликнула:

— Молчите, синьор, пожалуйста, молчите! Не говорите больше никогда об этом!

Прежде чем я спросил ее о причине, Мария развернулась и убежала в сторону пиний. Я был в сильном смятении. К моему разочарованию добавилась и злость, потому что Мария ничего не объяснила. Я посчитал, что имею право на объяснение, и бросился вслед за ней.