— Знаю. И очень этому рада.
— Пусть это услышит твой муж. Дити, у меня в каждой клетке все еще сидит по Y-хромосоме, хоть они и инактивированы гормонами настолько, что я их не ощущаю. Мы с тобой тоже могли бы попробовать произвести маленького гениального математика.
— Ого! А кто из нас будет работать членом?
— Иштар. Она сделает так, что ни ты, ни я не будем мате-рью-носительницей. Но любая из моих сестер-жен, кто не будет беременна, предоставит для этого место у себя в матке. Или матерью-носительницей станет какая-нибудь посторонняя женщина, которой мы никогда и не увидим, и приемные родители ребенка тоже будут незнакомые люди — все это устроит Иштар, она всегда просматривает все генетические карты, прежде чем что-нибудь предпринять.
— Зебадия?
Я без колебаний ответил:
— Решать тебе, милая. Я за, в этом есть смысл. Только не теряй ребенка из виду. Элизабет, я хочу досрочно усыновить этого ребенка. Хм-м-м… Искусственника? Впрочем, сейчас детское питание, наверное, получше. Не здесь-сейчас, а на Терциусе там-тогда сейчас.
— Искусственника? Что ты, так уже не делают. Ребенка надо кормить грудью. Но в семействе Лонг грудного молока обычно хватает с избытком. Когда я кормлю, у меня всегда молока больше, чем надо; я оказалась прекрасной дойной коровой, несмотря на эту лишнюю хромосому. Но пусть Дити выкормит нашего ребенка, если хочет: чтобы вызвать лактацию у женщины без родов, сегодня — в терцианском «сегодня» — нужно всего лишь небольшое биохимическое вмешательство. Профессиональные детские сестры делают это постоянно — они и выбрали такую профессию потому, что любят маленьких детишек, но по какой-нибудь причине не могут иметь их сами.
— Звучит неплохо.
(Вот что звучало лучше всего: маленькая копия Дити — прекрасная мысль, но маленькая копия Дити, которая в то же время и маленькая копия Либби, — это прекрасно в квадрате. В кубе!)
— Раз уж об этом зашла речь и тут все свои, — Джейкоб, почему бы не соорудить третьего математика-супергения, скрестив тебя с твоей дочерью?
Когда Элизабет взорвала эту бомбу, я смотрел на свою жену, предаваясь мечтам о маленькой Дити-Либби, — и увидел, как лицо Дити мгновенно стало пустым. Не то чтобы на нем появилось какое-то неприятное выражение, — нет, оно стало вообще без всякого выражения, как будто Дити закрыла дверь, пока не соберется с мыслями.
Я посмотрел на Джейка как раз в тот момент, когда удивление на его лице сменилось возмущением.
— Но ЭТО…
— Кровосмешение? — подсказала Либби. — Нет, Джейкоб, кровосмешение — понятие социальное. Меня не касается, будешь ты спать со своей дочерью или нет. Я говорю о генах — о другом способе сохранить гениальные математические способности. Иштар самым тщательным образом просмотрит твои генетические карты и прибегнет к хромосомной хирургии, если увидит хоть малейшую возможность удвоения или дефектной аллели. Но вы и Дити сможете видеться с Иштар в разные дни и вообще не знать, чем это кончится. Ваши гены — не ваша собственность, они достояние вашей расы. А здесь представляется случай вернуть их вашей расе, удвоив ваши таланты, и никому не надо будет ради этого чем-нибудь жертвовать. Подумай об этом.
Джейк посмотрел на меня, потом на свою дочь.
— Дити?
Лицо ее по-прежнему оставалось лишенным всякого выражения, и таким же невыразительным был голос, обращенный ко мне:
— Зебадия, это, безусловно, должны решать вы с Джейкобом.
По-моему, никто кроме Шельмы не заметил, что она не сказала «с папой».
И тут же Дити добавила совсем другим тоном:
— Дело прежде всего! Спасение Морин. Вы застряли в колее временной последовательности. Ах да, и еще второстепенная проблема — как оба раза уберечься от «Доры» и от ракеты. Это не проблема.
(До меня наконец дошло.)
— Но, Дити, — возразил Лазарус, — я обещал Доре, что она никогда больше не окажется где-нибудь поблизости от Альбукерке.
Дити вздохнула.
— Либ?
— Кадры со сто тринадцатого по семьсот семьдесят второй, потом с семьсот семьдесят третьего по тысяча второй?
— Так точно. И именно точно. Я веду отсчет времени по тому желтому открытому вездеходу, который приближается с противоположного направления. А ты?
— Тоже. Он хорошо заметен, и у него
Лазарус спросил:
— Джейк, ты понимаешь, о чем они говорят?
— И да, и нет. Они разделили все на две отдельные проблемы. Но нам не хватает трех секунд, чтобы подбросить одно тело и подхватить другое. Вот эта штука — вы ее, кажется, называете светофором? — открывает проезд по перекрестку на определенные промежутки времени, которые засекла ваша камера.
Шельма неожиданно осклабилась; я кивнул, предлагая ей высказаться. Она тут же это сделала.
— Дити и Либби говорят, что нужно сделать это дважды. В первый раз мы спасаем Морин, а потом возвращаемся и подбрасываем тело.