Число зверя

И особый интерес вызывали его исследования о возникновении и формировании закона перерождения элитарных слоев уже в советское время, когда дело усугублялось еще и взрывом противоречий в самом элитарном всепланетном поле, предвещающим скорый распад исторически сложившегося целого и появление новых, еще неведомых субстанций разума и духа, но в то же время и предрекающим непоправимые смещения основ самого народного бытия. И два данных обстоятельства, порождавшие химерические новообразования в элитарных слоях, разрушали и саму суть природного народного «я» и все больше приближали всеобщую катастрофу. Академик Игнатов мог доказать свою теорию эволюции общества и в планетарном, и во всеобщем державном масштабе, и на самом простейшем уровне, хотя бы на примере своего дачного поселка Восход, где прочно обосновались сыновья и внуки вчерашних, в основном невежественных правителей государства, одного из самых могучих в мире; академик Игнатов даже мог доказать свою теорию на ученых, писателях и артистах, на художниках первого ряда, уже успевших внедриться в престижный правительственный поселок, купивших и построивших по особому разрешению свои дачи со всеми удобствами. И доказательств особых не требовалось — стоило только взглянуть хотя бы на дворец Евдокии Савельевны Зыбкиной, с концертным залом, лифтом и гаражом, похожим больше на крытое футбольное поле. Зачем нужно было эдакое поместье вчерашней полуграмотной ткачихе, пусть даже и с прекрасным, неповторимым голосом? Или нечто подобное кому либо другому из того же вспучившегося после революции состава так называемой новой советской научной и творческой интеллигенции? А только для того, чтобы прикрыть и оправдать нечистоплотность и корысть высшего эшелона власти, особенно после ухода Сталина, того же Никиты Сергеевича Хрущева, а теперь вот и Брежнева, не только не привыкших считать народные деньги, но даже и не подозревавших, что такой счет существует. А если только взглянуть на неисчислимую орду разномастных советников, роем кружащихся возле всяческих вождей и, как правило, отвергающих даже намек на любые национальные корни и опоры и признающих приоритет одного, якобы богоизбранного народа, вечно страдающего и вечно пребывающего в изгнании, надо думать, только в собственном воображении и только от самого себя, то многое станет ясно и без особых усилий. Взять хотя бы всех этих Арбатовых, Александровых, Бовиных, всяческих Сахаровых и Лихачевых, как ржа постоянно разъедающих народную душу, бесстыдно и нагло создающих целые направления русофобии и уже открыто декларирующих якобы неполноценность русского народа, того самого народа, на шее которого они очень недурно устроились и за счет которого живут и жируют. А недавняя статья теперь уже деятеля высокого партийного ранга, некоего ярославского выкормыша и прощелыги Яковлева? Еще один вопиющий пример цинизма и наглости — не позволять народу даже оглянуться на свои исторические основы… Куда дальше? Здесь и до последнего шага недолго — неполноценные должны или только обслуживать, не поднимая глаз к небу, или исчезнуть под теми или иными предлогами.

И далее академик Игнатов ставил логическую точку: подобного смертельного, самоубийственного зигзага на русском пути в историческом отрезке времени еще не встречалось.

4

Размашисто перечеркнув исписанную страницу, Нил Степанович откинулся на высокую спинку кресла, закрыл глаза и некоторое время, закинув руки за голову, отдыхал. Сегодня с самого утра работа не клеилась. Вчера был слишком сложный и трудный день, и в голове еще ничего не улеглось, и лучше бы в очередную свободную, наконец то, субботу не садиться с утра за стол, а отправиться в лес, встать на лыжи и пробежаться по первому снежку. Послать бы все подальше, не корпеть над своей китайской грамотой, ведь все равно напечатать нельзя, не пустят, только и облегчишь душу, высказавшись где нибудь на семинаре или закрытом совещании, да и то сразу же попадешь в черный список. Хотя, если говорить спокойно и откровенно, здесь тревожиться незачем, давно уже в особый реестрик включили. Ну и пусть себе. Пробуждение одурманенного народного сознания неизбежно, подземные толчки усиливаются и учащаются, и только власти предержащие не желают видеть и слышать.

В кабинет, с прозрачным, во всю стену, сплошным толстым двойным стеклом, заменяющим окно и выходящим в сад, сейчас, после первого ночного снега, до хрустального сияния белого, гляделась, свесив тяжелые гроздья рубиновых ягод, старая рябина. Игнатов сам ее посадил лет двадцать назад и, вспоминая об этом, попытался восстановить в памяти весь тот далекий уже год. Кто то вошел, и Игнатов, не открывая глаз и не меняя позы, спросил:

— Кто?

— Тебе чаю подать, Нил? — услышал он голос жены, затем и сама она появилась у письменного стола, с небольшим расписным подносом. — Прости, пять часов сидишь, не хватит ли на сегодня? Посмотри, какой чудесный день…

— Неужели пять? — не поверил он и привычно слепо улыбнулся жене. — Спасибо, чаю с удовольствием выпью, Поставь там, Наташа, на журнальный столик.