Войдя в запасники, Полищук первым делом высмотрел Хинценберга. Тот из принципа не снял халата с беретиком и ждал следователя с кулдигской копией в руках. Следователь официально представился, антиквар предложил ему сесть.
– Вот точная копия украденной у Виркавса картины, – сказал он по-русски. – Любуйтесь. Если хотите, фотографируйте. А потом ищите связь между оригиналом и копией.
– А вы эту связь видите? – спросил Полищук.
– Я вижу.
– И что же это за связь?
– Картина, как теперь говорят, мессидж.
Тоня чуть не свалилась с антресолей. Она думала, что старик и слова-то такого не знает.
– То есть сообщение?
– Да, сообщение, – подтвердил Хинценберг. – Посмотрите на этого каменного дурака. Видите, что написано?
– На каком это языке? – спросил Полищук.
– Молодой человек, такого языка нет в природе. Или аббревиатура, или…
– Шифр?
– Мне тоже кажется, что шифр, – согласился Хинценберг. – Это может быть число из шести цифр. Что оно означает – одному Богу ведомо. Во всей картине только оно и представляет некоторую ценность. Сами видите, она уже ни на что не похожа.
– Откуда вы знаете, что это – точная копия?
– Так сказала госпожа Лаврентьева. Она очень опытный эксперт. Не смотрите на ее молодость. Я ее сам учил, я знаю.
– Хотел бы я с ней поговорить… – проворчал следователь.
– Все, что вы собирались ей сказать, уже сказал я, господин Полищук. Она все поняла. Она прекрасный эксперт, но, как все дамы, в сложной ситуации – глупая девочка. Так вот – я могу дать вам адрес женщины, которая принесла эту картину. Она и другие предметы старины нам приносила. Зовут ее Анна Приеде, живет в Кулдиге. Если вы узнаете, как к ней попала копия, то, может быть, что-то узнаете про оригинал.
– Странная история получается. Судя по всему, эта копия с каменным… ну, дураком, в Латвии уже очень давно. А убийца ждал, пока привезут оригинал из Канады. Если дело в шифре – получается, он следил за канадской картиной? – спросил Полищук. – Но откуда он узнал про ее существование? Вы что-либо понимаете?
– Госпожа Лаврентьева нашла в Интернете… простите, слово забыл. Такое место, где каждый может рассказывать о себе всякую ахинею. Там покойный Виркавс поместил фотоснимки своей галереи. Отозвался канадец Ральф Батлер… Но вы, господин Полищук, уже знаете про обмен картинами?
– Знаю.
– Этот Батлер – латыш. Вот чего вы, возможно, не знаете. Он переписывался с Виркавсом по-латышски. Мне кажется, что оригинал был вывезен из Латвии лет шестьдесят пять назад. Видимо, убийце от кого-то было известно о его существовании, но не знал про копию. А копия тоже явно имеет сложную историю. Давайте пойдем в нашу бухгалтерию, посмотрим документы, и вы запишете точный адрес Анны Приеде.
– Господин Хинценберг, вы уводите разговор от Антонины Лаврентьевой.
– Я знаю, что делаю. Вам лучше дружить с госпожой Лаврентьевой. В этом деле вам потребуется искусствовед, а она – хороший эксперт. Я ее рекомендую.
Тоня, сидя на антресолях, не видела, что Хинценберг приложил палец к губам.
– Хорошо, идем в бухгалтерию, – сразу согласился Полищук. И несколько секунд спустя Тоня перестала слышать их голоса.
В бухгалтерии ждал сюрприз. Ирена не признала в скромно одетом мужчине сотрудника полиции и сразу заговорила о делах.
– Господин Хинценберг, серебряные бокалы ушли, те, пять штук с монограммами, – доложила она. – Я думала, они так навсегда у нас и останутся.
– Кто взял? Туристы? – спросил антиквар.
– Туристы, два старичка. Они не первый раз уже приходят. То-то старушка обрадуется. Сейчас же ей позвоню, чтобы приехала за деньгами. Ей ведь внук телефон подарил, она показывала и номер дала – как раз перед тем, как в больницу попала. Сейчас найду… сейчас… Ну вот! Анна Приеде, квитанция номер… нет… телефон – два девять шестьсот тринадцать…
– Та самая Анна Приеде, – сказал Хинценберг. – Записывайте. А впридачу я дам вам телефон Александра, который был у Виркавса вместе с госпожой Лаврентьевой. Фамилию, правда, не знаю. А телефон у меня записан в памяти этой адской машинки. Александр иногда, если не может найти госпожу Лаврентьеву, звонит мне. Только, пожалуйста, сами его найдите, я не такой умный…
И Хинценберг протянул Полищуку свой мобильник.
– На букву «А»? – спросил тот.
– На букву «С». Знаете – есть такое хорошее русское слово «стрекозел»?
– Знаю.
– Очень хороший мальчик, но стрекозел. В нем нет основательности. Я бы не отдал за него свою внучку – вы понимаете, что я имею в виду.
– И опять вы ловко выгораживаете эту госпожу Лаврентьеву, – заметил Полищук. – В чем тут ваша выгода?
Ирена уставилась на следователя круглыми глазами.
– На прямой вопрос вы получите прямой ответ, господин Полищук, – сказал Хинценберг. – Во-первых, я рад, что вы не подозреваете меня в старческой сентиментальности. Во-вторых, госпожа Лаврентьева – моя ученица и очень полезна «Вольдемару». Я не хочу, чтобы она из-за этой истории впала в депрессию и утратила работоспособность. В-третьих, я хочу, чтобы вы, господин Полищук, работали с ней в одной связке – так, кажется, говорится по-русски?