Число начала

— Потому что твои чувства мешают мне. Как ты наивен! Возможно, я и прониклась толикой сочувствия к тебе, жаль, что ты потерял свою возлюбленную, но только и всего. Ты ошибочно судишь обо мне по моей милости к тебе. Ты жив, и это лишь моя прихоть, а не милость. То, что ты чувствуешь, это эхо той силы, которая позволяет мне подчинять людей моей воле. Да, мужчины готовы душу продать за меня. И это того стоит! Но я не хочу, чтобы ты заблуждался и злоупотреблял моим расположением. Прошу, избавь меня от этого! Ты не знаешь, что чувствуешь. Ты видишь во мне ангела, но забываешь, что у демонов тоже есть крылья.

— Тогда почему ты пытаешься оградить меня от угрозы, исходящей от тебя? Ведь я тебе больше не нужен. Ты могла бы напиться моей крови прямо сейчас. Так что тебя останавливает?

Катрина в замешательстве опустила глаза, а потом подняла их — сверкающие, желтые, могущие принадлежать только чудовищу. Уголки ее рта натянулись в оскале, обнажив острые клыки. Мышцы благородного лица собрались под белой кожей, наполняя прекрасные черты звериным бешенством. Наемница сделала рывок в мою сторону и предостерегающе произнесла:

— Не искушай меня. Не искушай судьбу. Ты играешь в опасные игры с тем, чего не понимаешь.

Но твердость ее быстро схлынула, и Катрина попятилась, словно испугавшись того, что может совершить.

— Катрина, может быть, ты говоришь мне всё это не для того, чтобы внушить мне страх перед тобой? Может быть, ты сама боишься себя?

Она медленно покачала головой, отворачиваясь.

— Суть одна, — пренебрежительно выдохнула она в ночь.

Теперь она смотрела куда-то в поле. Катрина смешалась. Такой нерешительной я ее никогда не видел. Я с сочувствием улыбнулся, наблюдая ее метания и поиски решения тем вопросам, которые перед нами поставило наше знакомство.

— Послушай, — продолжил я. — Все стало так зыбко. Но ты единственное, что у меня есть.

— Если бы ты знал, что я сделала за свою жизнь. Сколько мучений и страданий я приносила десяткам семей.

— Да мне все равно…

— Ну, разумеется, — цинично усмехнулась она.

— Мне все равно, потому что если ты воспользуешься Ключом не ради тех монстров, о которых сама говорила, а ради себя — тогда все можно будет переиграть. Если есть шанс стать человеком и перестать сеять горе, почему им не воспользоваться?

— А почему ты думаешь, что я желаю стать смертной? Я высокопоставленный офицер в клане стражей. Я маршал. Надо мной всего один повелитель. Я не могу поддаваться желаниям вопреки своим обязанностям. Они моя семья.

— Как ты можешь называть их семьей? Из-за них ты стала вампиром…

— Марк, я не стала вампиром! Я всегда им была. Как и люди, я родилась, чтобы умереть. Но смерть не даровала мне освобождения. Наоборот. Я родилась с врожденной мучительной болезнью наподобии вашей порфирии и в десятки раз жесточе ее. В детстве через это проходили все, подобные мне. К десяти годам большинство детей-лордоков уже не могут появляться на свету, а после периода пологого созревания и немного дальше их сердце медленно умирает и, в конце концов, останавливается навечно. И они гибнут. Та же участь постигла и меня. К двадцати двум годам я поняла, что нет ничего отвратительнее жизни. Я родилась от вампира. Моя мать была вампиром, как и мой отец. Всегда. Как и мои подчиненные. Они действительно моя семья. Меня никто не обращал. У нас строго следят за чистотой крови, потому что обращенные регрессируют и вырождаются. Они недостойны лордокского престола. Пример Юрия весьма нагляден в этом отношении. Мой отец очень строг, а порой невероятно жесток даже к своим близким. Я не знаю, что он сделает, если я предам все его надежды. Но если кто-то из нас стал бы человеком, если вообще такое возможно, мой отец сотрет его с лица земли. Он сочтет это предательским отречением от него и всех лордоков. И даже если бы такой вампир смог сбежать, кланы стражей найдут его и будут судить на трибунале. Такого вампира ждет либо казнь, либо пожизненное заключение в тюрьме Дете’ро. В темницах без дверей. Я не смею предать своего отца и своих подданных. Я не хочу этого. Вот почему я никогда не совершу такой шаг.

— А если бы я попросил тебя? Если бы смог убедить, что я не стал очередной жертвой твоих чар? Если бы сказал, что я чувствую приближение нашего расставания, и мне от этого становиться очень горько? Ты перевернула во мне все. И дело не в том, кто ты. В тебе живет нечто очень человеческое, и ты не сможешь отворачиваться от этого факта вечно. Рано или поздно, тебе придется совершить шаг, на который ты не была готова прежде, — я ласково дотронулся до ее плеча, но она осторожно убрала мою руку, и в этом жесте таилось не безразличие, а трепет. — Ты сказала, что быть человеком это дар данный не всем. Если ты это понимаешь, ты должна рискнуть всем ради того, чтобы обрести этот дар. Есть вещи в нашей жизни, за которые нужно сражаться. Вдруг ты ошибаешься, и дар можно приобрести? Вдруг ты упустишь такую невероятную возможность ради этих монстров? Что они тебе дали, чтобы приносить в жертву свою жизнь? Всю свою судьбу?