Числа Харона

Первым шагом в отборе этих людей, как решил Эдвард, должно было стать их проживание на Задвужанской. Поэтому он направился в главное помещение архива, где разыскал адрес каждого из двухсот пятидесяти получателей. Около двух ночи он тяжело сел в кресле и, вопреки запрету, закурил сигарету. Мрачно уставился в список. Только возле одного имени, Антоний Билык, значилось: «З., 62, кв. 7». А рядом виднелось «†1927», то есть этот человек умер в 1927 году.

Нет более Антония Билыка, жителя Задвужанской, который просматривал когда-то адресные книги. Больше нет.

* * *

— Нет у меня больше панны Шперлинг, — сказал балетмейстер Шанявский. — В пять приехала экипажем и забрала все свои вещи.

— А просила, может, что-то передать?

— Она ничего не сказала.

* * *

Раздавил окурок. Так, он всего лишь рядовой. Овидий был прав, любовник и рядовой похожи друг на друга. Первый умирает от тоски на страже у дверей своей любимой, второй охраняет лагерь. Оба готовы отправиться на край света, чтобы получить то, чего хотят. «А я вижу еще одно сходство, — думал Попельский, — между солдатом и любовником. Первый, видя смерть товарищей по оружию, теряет веру в отечество; влюбленный, испытывая ощущение смерти, перестает верить в любовь. Но я же после смерти Стефании немного во что верю, и в любви я далеко не новобранец — какое разочарование меня не придавит, я не заплачу и не буду разводиться над своим несчастьем, напьюсь сейчас водки и возьму какую-то шлёндру в путешествие салон-вагоном до Кракова. А завтра утром протру заспанные глаза, приоткрою склеенные губы и приложу лед к больным вискам. И лишь криво усмехнусь своему отражению в зеркале, когда буду бриться. Я опытный солдат. Ничто меня не разочарует».

Вопреки своим заверениям, Эдвард поднял трубку и уже в который раз набрал номер Шанявского.

— Добрый вечер, — сказал, услышав протяжное заспанное «алло-о-о».

— Не вернулась, — загудел вдали голос маэстро.

Попельский положил трубку.

Следующие пять часов он просидел над регистрационной книгой 1880 года. Сверяя постоянно фамилии с таблицей гематрий, он сразу отвергал те, что содержали буквы «н», «с», «п», «р», «ш» и «т», зато выписывал те, что состояли из оставшихся букв и буквосочетаний. Тогда подсчитывал их гематрии. В шесть часов ему хотелось все бросить. Еще через два Попельский понял, что пересмотрел едва половину фамилий только с одного года. Если он хочет дойти до текущего года, быстренько посчитал в уме, ему придется просидеть здесь сто дней.

Когда первые сотрудники пришли в архив, то застали в комнате незнакомого человека. Их это нисколько не удивило, потому что про ночного посетителя им сообщил портье. Набрякшие веки детектива были закрыты, а покрытое синяками лицо покоилось на развернутой регистрационной книге за 1880 год. Спокойный, глубокий вздох легонько шевелил страницы. Рука с массивным кольцом лежала на снятой с рычага телефонной трубке, откуда доносились тихие однообразные сигналы. Пальцы второй руки сжимали изысканную дорогую ручку, перо которой касалось открытого блокнота.

Младший архивариус Юзеф Лопушняк подошел к своему столу, занятому спящим Попельский. Заглянул в блокнот. Среди еврейских букв и колонок цифр виднелись слова. «Хая Лейбах, гематрия 68, зарегистрирована в книге за 1880 год, позже уже нет. Что с ней случилось? Жива?»

Лопушняк, которому Круль сообщил про обязанность всячески помогать детективу, решил это сделать, не разбудив посетителя. Кроме того, его письменный стол был занят пришельцем, поэтому работник оказался без своего рабочего места. Он переписал заметку и через час уже знал ответ на вопрос Попельского. Он удивил его самого. Лопушняк помчался к пресс-архиву. Пересмотрел несколько газетных подшивок и удивился еще больше.

IV

Служащий Юзеф Лопушняк работал в бюро регистрации населения более двух лет и с самого начала действовал на нервы начальнику, пану Владиславу Соммеру. Причина заключалась отнюдь не в игнорировании поручений начальства, а наоборот, в их немедленном и безупречном исполнении. Такое трудолюбие заслуживало похвалы, если бы, справившись с задачей, Лопушняк занимался тем, чем остальные его коллеги, то есть читал газеты или дискутировал о политике. Но ему это быстро надоедало, поэтому он покидал общество и начинал шарить по архиву. Результатом его поисков всегда было то, что Лопушняк находил какие-то недостатки, которые требовали устранения, или пробелы, что надо было заполнить. В первый же месяц он заметил, что до сих пор каталог производился спустя рукава. Аккуратный служащий решил это изменить и выполнил обещание. Через год напряженного труда каталог стал образцовым — Лопушняк оборудовал его системой отсылок к различным подкаталогам, в которые добавил копии карточек.