Беснующийся заключённый, казалось, его не слышал — вместо этого без устали бранился самыми последними словами и рвался вперёд. Но клетка сдерживала его.
— Скажи, это действительно правда?
— Заткнись! Чудовище! Я порву тебя на части, Стигмата!
Новая деталь не укрылась от пытливого ума Кииоши. Это странное слово или имя могло стать зацепкой в его расследовании!
— О чём ты? Что это такое?
Кэн не унимался, продолжая сыпать проклятиями, что постепенно начало выводить Кииоши из себя. Он не привык, когда с ним разговаривают в подобном тоне, поэтому...
Резким ударом ладони он отправил Кэна прямиком на земляной пол, на котором тот развалился, на секунду замолчав. После чего, будто лохматый домовой, заключённый поднялся на ноги, и сгорбившись, отошёл в тёмный угол, откуда продолжал уже шёпотом сыпать проклятиями.
— Прости, я не хотел... — с досадой произнёс Андо. Было непростительно опуститься до такого, тем более в отношении друга, потерявшего детей...
— Ты не демон, — вдруг сказал Кэн.
Кииоши уже было смирился с безумием товарища, поэтому осознанная речь с его стороны заставила самурая несколько удивиться.
— Её удары сильнее. Намного сильнее...
Заключённый снова подошёл к прутьям и уставился в лицо гостя. Через несколько секунд из печальных глаз Кэна полились слёзы. Он не смог сдержать их при виде старого друга, снова вспомнив о той трагедии, что перечеркнула его жизнь.
— Дети. Они...
Теперь это был он — настоящий Кэн Ватабэ. Человек, с которым Кииоши делил суровый полевой быт самурая во времена смуты и феодальных распрей до прихода к власти почившего в вечности императора Тоётоми Хидэёси. В порыве чувств, мужчина положил свою ладонь на руку заключённого, после чего потребовал:
— Расскажи мне всё, что здесь случилось!
Оправившись от тяжёлых чувств, Кэн наконец заговорил, а Кииоши внимательно слушал его охрипший голос — убитый горем отец всё это время ничего не ел и почти не пил. Так прошёл целый час напряжённого разговора, из которого «белая ворона» выяснил для себя следующее: его друг на самом деле не сумасшедший. И это не он порубил свою семью во время нашествия синоби.
Кстати о синоби — кто всё-таки заказал это покушение? В условиях борьбы за власть можно предположить, что эта напасть исходила со стороны Токугавы, который страстно желает взойти на трон. С другой стороны, он только собирал сторонников для свержения регентского совета, и ему не было никакого резона искать себе новых врагов. Здесь замешан кто-то другой...
Но кто?
А вот по поводу жены Кэна было ещё сложнее. Точнее, по его словам в неё вселился демон, которого нельзя было ранить холодным оружием. К сожалению, подтвердить или опровергнуть это Андо не мог.
— Аюми уехала из города, — вдруг сказал он.
— ЧТО?! — взревел заключённый, всплеснув руками. В его глазах огоньками снова заиграло безумие.
— Два дня назад в составе сотни воинов, рабочих и слуг...
— КУДА?!
— Гора Омине. Большего не знаю. Мне передали, что она резко сорвалась в экспедицию, поручив похороны детей слугам...
Кэн Ватабэ, запрокинув голову, застонал как раненный зверь.
Теперь не было никаких сомнений, что с Аюми и правда что-то не так. Безутешная мать не то что не держала траур, даже на похороны детей не собиралась! Вместо этого спешно уехала на северо-запад, даже не оставив после себя исполняющего обязанности главы клана.
Это был совсем не похоже на ту Аюми, которую он знал. Для той благородной женщины семья и муж имели сакральный смысл. Жена Кэна никогда не отлучалась из родового имения. Что душой кривить, Кэн этим и пользовался, частенько проводя с Кииоши весёлые вечера у ночных бабочек в увеселительных заведениях города.
Его друг мог без каких-либо проблем взять себе наложницу, но всегда чтил свой дом как храм, и не смел опускаться до такого. Эти две черты — безудержная развратность и стремление сохранить святость отчего дома каким-то неведомым образом сочетались в человеке по имени Кэн Ватабэ.
— Кииоши! Выпусти меня! Я должен её догнать!
После разговора с другом у Андо практически не осталось сомнений в отношении Кэна. Но всё же он пристально посмотрел в его глаза и твёрдо проговаривая каждую букву, спросил:
— Скажи мне, глядя в глаза: ты правда не убивал своих детей?
Глаза воина в клетке предательски увлажнились:
— В этой жизни я совершил лишь один по-настоящему страшный грех в отношении своей семьи...
Кииоши затаил дыхание, ожидая его последних слов.
— Я проклинаю себя за то, что не смог защитить свою семью! — произнёс Кэн, склонив голову.
Он снова плакал — боль и горечь утраты волнами свинца ударяли в его разум, пытаясь разбить его вдребезги.
— Я тебе верю, — наконец сказал Кииоши. — Сегодня ночью я организую твой побег. А потом...
— Я отомщу, — кивнув, прохрипел Кэн.
— Мы отомстим, — мягко поправил его друг.