Когда пробило три часа дня, Николь сидела на кровати, обхватив ноги руками. Габриэль лежал рядом, погружённый в спасительный сон. Девушка нежно погладила его по спине. На лице её любовника читалось спокойное умиротворение, от которого у неё защемило сердце. Она посмотрела на иконку Николая Чудотворца, прикусила губу и встала с кровати. Затем девушка подошла к комоду и достала из верхнего ящика предмет, блеснувший в лучах вечернего солнца. Наконец, дав себе слово, что это в последний раз, она подошла к Габриэлю, прочитала молитву и уверенным движением вонзила в его правую руку шприц.
Глава 24
Сны заблудшей души
Париж давили душные сумерки. Жители города выходили на улицу и, как рыбы, молча открывали рот, пытаясь поймать глоток свежего воздуха. Но вместо кислорода в лёгкие, казалось, попадала только висящая в воздухе дорожная пыль. Крошечные песчинки проникали в нос, прилипали к потным шеям и хрустели на зубах. Казалось, весь город закрывал глаза и молил о дожде.
Человек на набережной надел перчатки и, несмотря на жару, запахнул полу своего сюртука. Сена бежала вперед, к западным окраинам Парижа, и было непонятно, сдерживал её каменный город, или он сам колыхался на её волнах, раскачивая серыми крышами домов и башнями своих церквей.
В голове человека в перчатках звучали героические мотивы из «Пещеры горного короля» Грига. Он сжимал в руке папку с заветным листком и видел перед собой только дорогу в свою собственную пещеру сокровищ.
Здесь поворот направо. В нос ударил запах табака и ваксы – черномазый паренёк предлагал прохожим почистить обувь. Нет, сегодня не до этого. Его ждёт важное свидание. Надо спешить. Ещё один поворот. Пахнет свежей булкой – скоро он будет на месте. Сколько времени? Уже начинает смеркаться… Ему открывают двери, и ноги быстро несут его на второй этаж.
В комнате никого нет. Служанка уже всё убрала. Он снимает шляпу, оставляет трость у двери, вынимает из папки лист бумаги и кладет его на пол посреди комнаты лицевой стороной вниз. Так… Ещё чуть-чуть, и всё будет готово. Осталось только привести себя в порядок.
В ванной комнате все туалетные принадлежности с готовностью ждут своего хозяина. Он умывается, полощет зубы «антисептической и ароматной зубной водой доктора Пьерра», смазывает нижнюю часть лица специальной сывороткой, чтобы борода и усы приобретали тот вид, который французы называют «манифик», и смотрит на себя в зеркало. Не хватает какой-то мелочи… То, о чём он часто забывает… В прошлый раз она так на него смотрела, что сразу стало понятно, что без духов никак не обойтись. Он берет флакончик ароматной воды от «Франсуа Коти» и сбрызгивает волосы и шею.
Затем закрывает на миг глаза и пытается успокоиться. Через минуту, слегка ссутулившись, он неуверенными тихими шагами подходит к дивану, наклоняется и вытаскивает из-под него чемодан, обитый тёмно-коричневой кожей. Вытащив из кармана ключик, он горячей рукой вставляет и поворачивает его в замке. Раздаётся щелчок, и чемодан открывается.
На улице начинает дуть ветер. Надо срочно закрыть окно, чтобы он не разметал по комнате листы, которые достались ему с таким трудом. Повернул шпингалет – теперь комната превратилась в оазис тишины и покоя. Он достаёт из чемодана один листок за другим и бережно раскладывает их на полу. Скоро они снова увидятся. Сейчас-сейчас…
Сколько времени? Уже почти девять. Значит, пора. Он идёт открывать бутылку вина и наливает два бокала: себе и ей. Садится на пол перед разложенными бумагами, ставит бокалы рядом и, сделав первый глоток, замирает в ожидании.
Её присутствие, словно факел, освещало собой его страхи и сомнения и превращало их в неосознанную творческую энергию. Девушка словно говорила: «Смотри, здесь нет никаких чудовищ! Можешь спокойно спать и видеть волшебные сны!» Она создавала себе образ и жила в нём. Она будоражила и успокаивала. Каждый художник забывал с ней о себе, о своём эго, стиле и технике, полностью забываясь в её мире грез, которые казались такими близкими и осязаемыми. И каждый был рад грезить наяву, доверяясь движениям своих рук и собственному чувству прекрасного. Девушка была тем источником живой красоты, при виде которого мужчины становились мужчинами, а художники чувствовали в себе желание творить. Творить не ради своих картин, а ради того, чтобы передать в них энергию жизни и сделать из своих полотен спички, зажигающие души людей.