Но если кто-то узнает, что обожаемый всеми, болеющий за «Пивную команду», голосующий за республиканцев, вещающий в АМ-диапазоне Джордж Рэтбан одновременно и Висконсинская крыса, который однажды в прямом эфире вывалил содержимое кишечника на си-ди «Бэкстрит бойз», могут быть неприятности. И очень серьезные, которые, вполне возможно, выйдут за пределы висконсинского радиомирка.
— С чего ты вдруг решил, Моррис, что Висконсинская крыса — это я? — спрашивает Генри. — Я же практически не знаю человека, о котором ты говоришь? Кто вбил тебе в голову такую странную идею?
— Информированный источник, — уклончиво отвечает Моррис.
Он не собирается выдавать Хоуви Соула, даже если ему будут вырывать ногти раскаленными щипцами. Да и Хоуви выяснил это случайно: как-то зашел в сортир после Генри и увидел, что тот выронил бумажник из заднего кармана, пока сидел на троне. Казалось бы, человек со столь обостренными органами чувств не мог не заметить падения бумажника на пол, но, возможно, Генри в тот момент крепко о чем-то задумался: человеку, столь занятому работой, как Генри, есть о чем подумать. В любом случае в бумажнике Генри лежал пропуск KWLA (в бумажник Хоуви, по его словам, заглянул из чистого любопытства), и в строке «Фамилия» кто-то поставил «оттиск крысы».
Дело закрыто, игра закончена, застегивай молнию ширинки.
— Я никогда в жизни не переступал порога KWLA, — говорит Генри, и это абсолютная правда. Передачу Висконсинской крысы (среди прочих) он делает дома, потом посылает пленку через абонентский ящик, который арендует на имя Джо Страммера в почтовом отделении в центре города. Пропуск с «оттиском крысы» скорее приглашение от менеджмента KWLA, которым он еще ни разу не воспользовался… Но пропуск сохранил.
— Ты тоже стал чьим-то информированным источником, Моррис?
— Что?
— Ты кому-нибудь говорил, что я — Висконсинская крыса?
— Нет! Конечно же, нет! — Как нам известно, люди всегда так говорят. К счастью для Генри, в данном случае это правда.
По крайней мере пока, день ведь только начался.
— И не скажешь, не так ли? Потому что слухи имеют одну особенность: они укореняются. Совсем как плохие привычки, — бормочет Генри, создавая дымовую завесу.
— Я умею держать рот на замке, — гордо заявляет Моррис.
— Я на это надеюсь. Потому что, если ты будешь распространять слухи, мне придется тебя убить.
«Распространять слухи, — думает Моррис. — О-го-го, да за кого он меня держит?»
— Конечно же, убить, как же иначе. — Моррис смеется.
— И съесть, — добавляет Генри. Он не смеется, даже не улыбается.
— Да, да. — Моррис продолжает смеяться, но теперь даже для его собственных ушей смех звучит очень уж неестественно. — Словно вы — Ганнибал Лектер.
— Словно я — Рыбак, — отвечает Генри, и «авиационные» очки медленно поворачиваются к Моррису. Солнечные лучи отражаются в них, и на мгновение они превращаются в языки пламени. Моррис непроизвольно, даже не подозревая об этом, отступает на шаг. — Альберту Фишу нравится начинать с задницы, ты это знал?
— Н…
— Именно так. Он говорит, что кусок юной задницы так же хорош, как телячья вырезка. Его собственные слова. Из письма матери одной из жертв.
— Ни фига себе. — Голос у Морриса — как у человека, готового шлепнуться в обморок, как у откормленного маленького поросенка, не пускающего в свой дом большого голодного волка. — Но мне нет нужды особо волноваться. Ведь вы — не Рыбак.
— Не Рыбак? С чего ты так решил?
— Ну, прежде всего вы — слепой.
Генри молчит, только смотрит на Морриса, которому с каждым мгновением становится все тревожнее, сверкающими на солнце очками. И Моррис думает: «А слепой ли он? Для слепого он слишком хорошо ориентируется… Как он меня вычислил, стоило мне выйти из двери. Это очень подозрительно».
— Я буду молчать, — обещает он. — Честное слово.
— Именно это мне и нужно, — ровным голосом отвечает Генри. — А теперь, раз уж с этим нам все ясно, что ты мне принес? — Он держит в руке си-ди, но, с облегчением замечает Моррис, держал бы иначе, если б мог разглядеть.
— Ну, это группа из Расина. «Грязная сперма». И они сделали новую аранжировку «Куда ушла наша любовь?» Старой песни «Супримз». Только резко взвинтили темп. Получилось чертовски весело. Совсем другой ритм.
— «Грязная сперма», — повторяет Генри. — Не они раньше назывались «Клитор Джейн Виатт»?
Моррис смотрит на Генри с обожанием, которое может быстро перерасти в любовь.
— Ведущий гитарист «Грязной спермы» в свое время собрал «КДВ». Потом он и бас-гитара поругались, не сошлись насчет Дина Киссинджера и Генри Ачесона, и Акки Дакки, этот гитарист, ушел, чтобы организовать «Грязную сперму».
— «Куда ушла наша любовь», — мурлычет Генри, потом отдает си-ди. Словно увидев, как вытягивается лицо Морриса, добавляет:
— Никто не должен видеть меня с этим диском, понимаешь? Сунь его в мой шкафчик.
Лицо Морриса тут же расплывается в широкой улыбке.
— Конечно! Будет сделано, мистер Лайден.
— И чтоб никто тебя при этом не видел. Особенно Хоуви Соул. Хоуви обожает совать нос в чужие дела. Не стоит следовать его примеру.