Чёрный беркут

В памяти всплыл след чарыка со стоптанным носком, косым шрамом на пятке. Такой же след видел Яков в ауле Коре-Луджё. Он сказал об этом костоправу.

— Надо людей спросить, — ответил Али-ага. — Люди должны знать, кто в поселке был.

— Только не всех спрашивай. Поменьше шуму.

— Понимаю.

— Яш-улы, — понизил голос Яков. — Много ты сделал для меня добрых дел. Сделай еще одно. Пока я буду в бригаде, поживи у меня в доме, посмотри, дорогой, как пойдет дело у Оли. Ей вот-вот родить. В случае чего пошли за Светланой.

Глаза старика гордо блеснули.

— Все сделаю, как велишь.

Кайманову и в самом деле нужно было ехать к щели Сия-Зал, где уже собралась вся бригада, чтобы строить на зиму барак и начинать осенний ремонт дороги. Но уехать в тот день ему не удалось.

Едва он вернулся домой, понял, Ольга нарочно задержала Светлану у себя, чтобы проверить свои подозрения. Разговор они вели за чашкой чая. Якову ничего не оставалось, как тоже, вымыв руки, сесть за стол.

— Теперь уже скоро, — кивнув в сторону Ольги, сказала Светлана. — Так что, папаша, готовьтесь. Надо, чтобы кто-то постоянно был с вашей женой и, когда потребуется, мне сообщил.

— Я уже просил старика. Али-ага побудет у нас, — отозвался Яков. — Попрошу еще жену Барата, Фатиме, когда придет время, Рамазана за вами послать.

Яков держался скованно, не знал, о чем говорить. Он по-прежнему не переставая думал, кто же все-таки написал записку?

— Вы чем-то расстроены, Яков Григорьевич? — спросила Светлана. — Как ваша нога? Не болит?

— Пока ничего.

— Пойду чай подогрею, — сказала, поднимаясь с места, Ольга, решив, очевидно, оставить мужа и Светлану вдвоем, а потом внезапно вернуться, чтобы по их лицам догадаться, о чем они говорили.

— Я часто думаю о вас, Яков Григорьевич, — неожиданно сказала Светлана, когда Ольга вышла в кухню.

— Что же вы обо мне думаете?

— Думаю, что живете вы вполсилы. Способностей у вас много, а как применить их, не знаете.

— Ну так вы врач, подскажите, — улыбнулся Яков.

— Я серьезно, Яков Григорьевич. Вы человек сильный, волевой. Многое можете сделать в жизни. Жаль, если не сумеете раскрыть самого себя. Хотела бы и я вам помочь, да не вправе. Слишком все это сложно.

— Ну и как же их раскрыть, эти мои способности? — спросил он. — Вроде я себя знаю...

— Вы знаете себя таким, какой вы есть. Ну... смелым, немного застенчивым, иногда бесшабашным... А хочется видеть вас по-настоящему значительным, большим, одухотворенным.

— Каким-каким?

— Как вам это объяснить? Ну, духовно сильным, хорошо знающим цель своей жизни, великодушным, твердым, последовательным в поступках, словом, таким, каким вы можете стать. Все это в вас есть, но скрыто, а хочется, чтобы развилось. Если бы вы знали, как важно многим одно сознание того, что есть на свете добрые и сильные духом люди!

— Вы прямо-таки захвалили меня, — развел руками Яков. — Непонятны только мне эти ваши какие-то особенные требования.

— Не вас захвалила, а того, кого хотела бы в вас видеть, — сказала Светлана. — Пока что все у вас в зачатке: может развиться, может и умереть. Но не давайте погибнуть тому, что чувствуете в себе значительного, сильного, доброго.

Озадаченный таким странным разговором, Яков молчал. Вошла Ольга, быстро взглянула на него и Светлану. Та спокойно выдержала ее взгляд.

— Ругаю вашего мужа, — сказала она. — Ни себе, ни семье своей цены не знает. Не хочет учиться, чего-то добиваться... Не век же по горам с винтовкой бегать да камни тесать.

— А мне ничего больше и не надо, — неожиданно обиделся Яков.

Его всегда задевал разговор об учебе: кто-то должен и камни тесать, и по горам за бандитами бегать.

— Я ведь просто так, свое мнение сказала, — поднимаясь и благодаря Ольгу за чай, проговорила Светлана. — У вас своя голова на плечах. Только можете вы сделать в сто раз больше, чем сейчас делаете. Масштаб у вас должен быть совсем другой. — Меняя тему разговора, она добавила: — Пойду принимать ваших больных. Знаете, стали уже в медпункт по нескольку человек приходить. Может быть, с того укола на сенокосе все и началось...

Яков дипломатично промолчал, а Ольга, после того как Светлана ушла, ревниво сказала ей вслед:

— Нечего чужих мужей учить. Поучи своего...

— Оля, — перебил ее Яков. — Она же к тебе приходила.

— Не знаю. Может, ко мне, а может, и к тебе... В поселке всякое говорят. — Ольга с минуту молчала, затем, повернувшись к мужу, попросила: — Покажи записку, Яша, что сегодня в окошко бросили, я еще раз на нее посмотрю.

Ничего не подозревая, Яков достал бумажку из кармана. Ольга взяла ее, спрятала за вырез платья, деловито произнесла:

— Может, не по-фарситски, а по-английски писано. Небось она и по-английски может, образованная.

— Да ты что? Что выдумала? Я-то не умею по-английски читать!

— Долго ль научиться. Целые дни пропадаешь... Небось научит...

— Оля, я тебе могу поклясться чем хочешь, что записка написана на языке фарси... Хочешь, ищи, кто прочтет, хочешь, так выбрось.