Чёрч

— А ты фантазировал о том, чтобы убить меня? — спросила она.

У него на губах снова заиграла ухмылка, и по ней скользнул взгляд его бесстыжих глаз. Она так и не застегнула рубашку и, по сути, сидела там в одном нижнем белье. Надевать штаны, по мнению Эммы, было необязательно.

— В первый раз я увидел тебя, — начал он и поднялся на колени. — В темном коридоре. Джерри говорил мне, что у его жены есть дочь. Девочка. Эмма. Поэтому я ожидал увидеть маленькую девочку. И собирался держаться от тебя в стороне.

— Но я оказалась не такой маленькой, и ты в стороне не остался, — закончила она эту часть истории.

Чёрч кивнул и, медленно стянув с нее рубашку, швырнул в угол.

— Я никак не мог тебя раскусить. Ты совершенно ни о чем не подозревала, словно вообще отсутствовала. Я не говорил. Ты болтала без умолку. Ты была полуголой, но даже об этом не знала. Тебя вообще это не волновало.

— Эй, на мне была рубашка.

Чёрч схватил ее за колени и развел их в стороны. Опустился между её ног.

— Ты была близка к смерти, — склонившись над ней, прошептал он и стал нежно покусывать зубами ее сосок.

Эмма прерывисто вздохнула и обхватила его голову.

— Ты когда-нибудь об этом фантазировал?

— А ты как думаешь, хммм? — ответил он и, высвободившись из ее рук, приподнялся.

Не отрывая взгляда от пальцев, он небрежно провел ими вверх по центру ее груди.

— Ты думаешь, я стоял у твоей двери с ножом? Что пока ты спала, нависал над тобой с подушкой в руках? Как считаешь, лежат у меня сейчас в машине мешки для мусора, скотч и пила?

Эмма снова закрыла глаза и попыталась отогнать подступившую боль.

— Нет.

— Нет, — согласился он. — Весь остаток ночи я о тебе и не вспоминал. Забыл о тебе, пока на следующее утро ты не объявилась снова. В машине ты безостановочно болтала. Знаешь, а ты часто так делаешь. Это вроде как портит твою маску крутой девчонки.

— Это не маска.

— Так говорят все обиженные жизнью девушки. Ты со мной разговаривала. Ты меня понимала. Ты разожгла во мне любопытство. Ничто не возбуждало моего интереса. Тебе это удалось.

— Значит, нет. Даже потом…?

— Нет. Ну, может быть немного, где-то посередине, когда ты не могла заткнуться. Когда ты меня поцеловала. Я знал, что ты все испортишь, знал, что сломаешь меня. Мне хотелось тебя придушить. Совсем немного. Настолько, чтобы ты меня боялась. Страх — это самое лучшее. Он сосредотачивает внимание. Рождает стимул. «Необходимость — мать изобретательности», но что вызывает необходимость? Страх. Сильнее всего тебя любят тогда, когда боятся. Когда смотрят на тебя, потому что их жизнь у тебя в руках. Ты становишься для них всем миром. Становишься Богом, — его голос понизился до еле уловимого дыхания, и он поцеловал ей грудь.

— Церковью, — прошептала она его имя, наконец-то всё поняв.

Он кивнул.

— Это имя дала мне мать. Она пыталась выбить из меня странность. Нашла мой дневник. Вот тогда она и стала называть меня Чёрч. А потом ушла.

— Потому что она тебя боялась.

— Да, потому что боялась.

— А вдруг…? — Эмма опомнилась, так и не договорив.

Они с ним были родственными душами, в этом она уже не сомневалась, но некоторые вещи все же не следует произносить вслух.

«Или, может, мне не нужно произносить слова вслух, чтобы он их услышал».

— Я никогда тебя не убью, — прошептал он, а затем медленно провел языком от основания ее грудины до самого горла. — Сколько бы ты меня ни умоляла.

— Почему?

— Потому что ты и так уже дала мне то, чего я больше всего хочу. Ты меня любишь и боишься. Ты лучшее, что я видел в своей жизни. Как я могу себя этого лишить?

По ее щеке скатилась слеза. И ее он тоже слизал своим языком.

— А ты меня любишь?

— Эмма, — отстраняясь от нее, вздохнул он. — Ты вообще обращаешь внимание на то, что я говорю?

— Иногда мне кажется, что я только на тебя и обращаю внимание, — ответила она.

— Конечно, я тебя не люблю. Не умею. Я не знаю, что такое любовь.

Эмма крепко зажмурила глаза. Ну почему она всегда любит тех, кто не любит её?

По крайней мере, его удары никогда не причинят ей вреда.

— Но ты мне нужна, — продолжал он, и Эмма почувствовала, как его рука нежно скользит вниз по ее щеке. — Я хочу остаться с тобой, видеть твой смех и слезы, и быть для тебя всем. Так будет лучше, обещаю. Так лучше.

«Ты всё делаешь лучше, Чёрч. Ты только продолжай говорить. Продолжай ко мне прикасаться. И ты либо полюбишь меня, либо убьешь. В любом случае, я буду счастлива».

ЭММА

Всю свою жизнь, я училась вести себя определенным образом. При необходимости, становиться тихой. Когда загонят в угол — агрессивной. А когда нужно — манипулировать людьми.

Да, да, да, у меня было тяжелое детство. Бла-бла, жестокий отец, бла-бла, домогательства отчимов, бла-бла, издевательства матери.