Читаем Чингиз-хан полностью

Когда Чан Чунь в мае 1222 года посетил его в Афганистане, силы, бывшие к тому времени под рукой Великого хана, были достаточно невелики. 70 000 человек осаждали Герат, 20 000 во главе с Бала Нойоном находились в Пенджабе, 20 000 увел Джагатай в Белуджистан, 20 000 под командованием Джэбэ и Субудая ушли далеко на запад. Несомненно, армия, осаждавшая Герат, включала рабочих и пленных, так что число воинов в ней не превышало 30–40 тысяч человек. Еще одно «вычитание» касается Джучи: он увел с собой из общего войска монголов от 15 до 20 тысяч человек. Не забудем и о потерях армии Чингиз-хана, вызванных осадой Ургенча, поражением Кутуку (Хутаху) у Первана, наконец битвой на Инде. Помимо этого были и текущие потери, связанные с пребыванием воинов-завоевателей в чужих, враждебных им странах. Если мы оценим потери при осаде и взятии Ургенча в 10 000 человек, потери у Первана — в 12 000, на Инде — в 5000, то получится цифра 27 000 одних только убитых в сражениях.

В остальном, нринимая в расчет 1000 человек в месяц в качестве нормальных (обыкновенных) текущих потерь (ранеными, умершими от ран, болезней, тягот походов, рук местных жителей и т. д.), к концу 1221 года получится сумма в 24 000 человек, и это дает нам цифру общих, более чем вероятных потерь монгольского войска, которая равна 51 000 человек. У нас нет исторических свидетельств о прибытии к Чингиз-хану помощи и подкреплений из Монголии, но вполне возможно, что к его войску присоединились туркмены, точно так же, как они присоединились к войскам Джэбэ и Субудая. Также не забудем и того, что, хотя Джагатай и Бала Нойон имели каждый по два тумэна; тумэны эти были очень ослаблены потерями и, вполне возможно, тоже пополнены туркменскими союзниками монголов.

<p>Приложение II</p><empty-line></empty-line><p><image l:href="#i_004.png"/></p><empty-line></empty-line>

Представив на суд читателя в моей книге одни лишь голые факты, касающиеся кампаний Чингиз-хана, я намерен теперь рассмотреть эту удивительную главу истории Азии с военной точки зрения.

Приступая к этому, мы должны попытаться избежать ловушки, в которую часто попадают историки: мы не должны допустить, чтобы успехи монгольского оружия и монгольской стратегии возобладали под критическим осмыслением исторических фактов. Ведь критик, становящийся подобострастным историком не может служить ни истории, ни военному искусству. Имея дело с человеческими страстями, усилиями, чаяниями и надеждами, нужно всегда иметь в виду, что успех не всегда является результатом тщательного планирования, равно как и неудача не всегда может проистекать из обстоятельств, над которыми совершенно невозможен контроль и против которых бессильно любое предвидение.

Слишком часто единственным критерием, по которому оценивают солдата, является конечный успех того военного метода, которым он пользуется на войне, таким образом конечный результат становится мерилом величия солдата. «Его план удался, — говорит историк, — и потому мы видим в нем гения». Конечно, в военном, как и любом другом искусстве, работа подлинного мастера всегда основывается на его собственных заслугах, но в реальной войне бывает очень трудно провести грань между успехами заслуженными и вызванными внешними, привходящими обстоятельствами. Сравнения в этой сфере очень сложны, зачастую ошибочны, а иногда и неуместны. Слагающие факторы успеха разнятся от кампании к кампании, от похода к походу. Политические, экономические, социальные условия ведения войны, ее причины, география места, качество и количество военных материалов и людей, имеющих с ними дело, никогда не бывают одними и теми же, не позволяя и нам быстро делать поверхностные сравнения и проводить ложные параллели. Иначе говоря, не всегда лучший или считающийся таковым воин или полководец выходит победителем из благоприятно для него начавшегося сражения.

Сражения при Заме и Ватерлоо — лишь два ярких примера этой печальной истины — ясно показывают, как полководцы, потерпевшие поражение, остались навсегда лучшими воинами своего времени и истории.

Когда анализируешь военные кампании Чингиз-хана, осторожность дважды необходима, ибо военный историк и аналитик сталкивается с человеком, который начал свою карьеру беглецом и главой шайки разбойников, а закончил ее величайшим завоевателем, которого когда-либо знал мир.

Кампании в северном Китае(1211–1214 гг.)
Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии