Чингиз-хан

Они зажгли многочисленные лагерные костры, словно намереваясь остаться на поле боя и возобновить сражение на следующее утро; и снова военная хитрость возобладала там, где потерпела поражение военная сила. Едва забрезжил рассвет, хорезм-шах вдруг увидел, что монголы ушли и находятся уже вне пределов досягаемости, и преследовать их бесполезно.

Это странное происшествие запало ему в душу. Глубоко задумавшийся монарх вернулся в Самарканд, с горечью думая про себя, что никогда прежде он еще не сталкивался с подобным противником.

Итак, один важный результат экспедиция Джучи все же имела: монголы в бою испробовали силы хорезм-шаха, а тот, глубоко пораженный и встревоженный их военным могуществом, потерял всякое желание меряться с ними силами в открытом поле.

II

Когда известие о казни его послов дошло до Чингиз-хана, он объявил войну. Возможно, он уже давно обдумывал ее, но теперь у него был предлог. Весной 1219 года он начал сгонять лошадей и крупный рогатый скот в долины рек Кара-Иртыш и Кобук, где находились бескрайние пастбища сочных трав.

С наступлением осени он собрал здесь свои войска, созвав под белое знамя Великого хана представителей всех монгольских племен и приведя из Китая мастеров и инженеров для изготовления и обслуживания осадной техники, которую предстояло перевозить на вьючных животных и повозках. Общая численность его войск составляла 150 000 человек и приблизительно 15 000 инженеров, рабочих и мастеров при осадных машинах.

За войском следовали огромные табуны сменных лошадей, не менее двух на одного всадника, и бесчисленные стада крупного и мелкого скота.

Известия об этих приготовлениях достигли ушей Мухаммеда, и он решился на план, при помощи которого намеревался свести к минимуму, а может быть, и вовсе уничтожить силу яростного натиска монгольской конницы, однако в действительности ставшего причиной его поражения и обвинения этого правителя в военной бездарности и трусости.

Для того чтобы ясно представить суть проблемы, которая стояла перед хорезм-шахом, необходимо прежде всего описать земли, известные нам под названием Трансоксианы (междуречье Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи), а восточными авторами называемое Мавераннахром.

Наиболее густонаселенными и экономически развитыми центрами этих земель являлись города Бухара и Самарканд, а также оазис Нахшаб (Нахшеб), в котором стоят до сих пор Шахрисабз и Карши. Долина реки Зерафшан пересекает междуречье как раз от Бухары до Самарканда и населена не менее густо.

Между этими благословенными уголками земли и Аральским морем лежат пустынные степи, получившие название Кызыл-кумы, или Красные пески, представляющие собой в действительности тяжелый, плотный, высушенный солнцем глинозем, на котором произрастает растительность, характерная для таких мест — тамариск, саксаул, а после таяния снегов— обильные сочные травы, весьма немаловажное подспорье для огромной конной армии, в особенности если учесть склонность монгольских лошадок к этому виду корма. Однако летняя жара быстро иссушает и губит зеленый покров степей, и уже в июне жухлые травы совершенно непригодны в пищу. На восток от Зерафшанского пояса активного земледелия и богатых оживленных городов вздымаются горы, и чем дальше они уходят, тем выше и неприступней становятся — до тех пор, пока последней и единственной связующей артерией между Оксом (Аму-Дарьей) и Яксартом (Сыр-Дарьей) не остается одна лишь долина Вахша.

Сельское хозяйство в Трансоксиане целиком зависит от ирригации, и каналы требуют постоянного внимания и заботы во избежание засорения их илом и заносами песка. Совершенно очевидно, что защита этих территорий против вторжения с севера было делом очень трудным.

На всем протяжении реки Яксарт (Сыр-Дарьи), служившей единственной надежной границей междуречья, существовала всего лишь одна коммуникационная линия, удобная для передвижения войск, — широкая дорога, ведущая из Самарканда в Бенакет. Река и горы в одинаковой мере способствовали как наступающим, так обороняющимся, ибо если полководец, защищая города, лежащие к северу от Сыр-Дарьи, решился бы встретить врага на ее рубеже, он непременно подвергся бы риску сражаться, имея в своем тылу широкую реку и перспективу полного разгрома в случае поражения. Если же полководцем принималось решение перейти горы и углубиться в пустынные степи с силами, достаточными для встречи с противником, он был бы вынужден вести снабжение армии или отступать по одной единственной дороге — я имею в виду долину реки Арысь. С другой стороны, решись он использовать реку в качестве естественного оборонительного рубежа, он непременно терял города, стоящие на северном берегу Сыр-Дарьи.