Чикагский вариант (сборник)

— Дальше — больше. Они поджигают крест перед домом и устраивают погром. Женщина зовет на помощь. А ваши люди прибыли сюда только через четверть часа. Кстати, как далеко отсюда до ближайшего участка?

— Это не имеет значения.

Репортер старательно записывал.

— Вы будете очень плохо выглядеть на этом фоне, — сказал я. — Конечно, многие граждане настроены против абортов, но гораздо большее число горожан выступает против вандализма, и незаконного уничтожения частной собственности шайкой распоясавшегося молодого хулиганья…

— Это были не хулиганы.

Я обратился к репортеру.

— Капитан Петерсон выражает мнение, что великовозрастные детки, которые сожгли здесь крест и не оставили в доме ни одного целого окна, хулиганами не являлись.

— Я не это хотел сказать, — быстро проговорил Петерсон.

— Но сказал он именно это, — сказал я репортеру. — К тому же может быть вам будет интересно узнать, что двое из находившихся в доме детей получили серьезные порезы от разлетевшихся осколков оконного стекла. Одному ребенку три года, а другому пять лет.

— Мне передали другую информацию, — сказал Петерсон. — Порезы были только…

— Насколько я понимаю, — перебил его я, — здесь в настоящее время присутствует только один врач, это я. Или может быть полицейские, соизволив наконец откликнуться на призыв о помощи, прибыли сюда со своим врачом?

Он молчал.

— Так привезла полиция врача или нет? — подал голос репортер.

— Нет.

— А они вызывали врача?

— Нет.

Репортер быстро записывал.

— Я еще припомню вам это, Берри, — сказал Петерсон. — Я еще до вас доберусь.

— Поосторожнее. Здесь репортер.

Его глаза метали молнии. Он развернулся и направился к двери.

— Кстати, — окликнул я его, — какие шаги будут теперь предприняты полицией, чтобы впредь не допустить повторения подобного инцидента?

Петерсон остановился.

— Решение об этом еще не принято.

— Вы уж потрудитесь объяснить этому репортеру, — сказал я, — как все это не удачно, и как вы отдадите распоряжение выставить у дома круглосуточную охрану. И самое главное убедитесь, что он вас правильно понял.

Петерсон презрительно скривил губы, но я знал, что он это сделает. И это все, что мне было нужно — защита для Бетти, и небольшое давление на полицию.

Глава восьмая

Джудит вместе с детьми отправилась домой; я остался, чтобы помочь Бетти хоть как-то заделать окна. На это ушел почти час времени. Меня разбирало зло.

Сыновья Бетти были подавлены, но они все равно ни за что не желали ложиться спать. Они то и дело спускались вниз, капризничали или просили дать им попить. Маленький Генри все время жаловался, что у него болит нога, и когда я снял бинты, то действительно обнаружил в ранке крошечный стеклянный осколок.

Пока я промывал ранку, Бетти была рядом, она уговаривала малыша не плакать, а я сидел, держа в руке маленькую ножку и внезапно почувствовал себя ужасно уставшим. В доме пахло жженым деревом. Было прохладно, и из разбитых окон тянуло холодом. Кругом царил полнейший беспорядок; на то, чтобы убрать все это уйдет несколько дней.

Все так нелепо.

Затем я снова возвратился к письмам, полученным Бетти, и читая их, я почувствовал еще большую усталость. Я задавался вопросом, зачем эти люди пошли на такое и о чем они при этом думали. Вывод, к которому я пришел, был очевиден с самого начала: они не думали вообще. Они реагировали, только и всего.

И вдруг мне захотелось, чтобы всему этому поскорее пришел конец. Мне хотелось, чтобы эти письма больше не приходили, чтобы в окна были вставлены стекла, чтобы раны зажили и вокруг все вновь встало бы на свои места. Я очень этого желал.

И тогда я позвонил Джорджу Вильсону.

— Я как чувствовал, что вы мне еще позвоните, — сказал Вильсон.

— Как вы смотрите на то, чтобы съездить в одно место?

— Куда?

— В гости к Дж. Д. Рэндаллу.

— Зачем?

— Подразнить гусей.

— Встречаемся через двадцать минут, — сказал он и положил трубку.

* * *

Когда мы подъезжали к Южному Берегу, направляясь к дому Рэндалла, Вильсон спросил у меня:

— Что заставило вас передумать?

— На то было много причин.

— Из-за сегодняшнего?

— На то было много причин, — повторил я.

Еще некоторое время мы ехали в молчании, а затем он сказал:

— Вы ведь понимаете, что это означает, да? Мы постараемся взять за горло миссиз Рэндалл и Питера.

— Мне все равно.

— А я думал, что вы с ним приятели.

— Послушайте, я устал.

— А я раньше думал, что врачи никогда не устают.

— Сделайте милость, помолчите, пожалуйста.

Поздно уже, почти девять часов. Небо было черным.

— Когда мы войдем в дом, — сказал Вильсон, — то говорить буду я, понятно?

— Хорошо, — сказал я.

— Потому что говорить должен кто-то один. Если мы станем делать это на два голоса, то ничего хорошего из этого не выйдет.

— У вас будет возможность высказаться, — сказал я.

Он улыбнулся.

— Вы меня недолюбливаете, ведь так?

— В какой-то мере.

— Но я вам нужен.

— Это точно, — согласился я.

— Это значит, что мы понимает друг друга, — сказал он.

— Это значит, что вы будете делать свою работу, — ответил я.